В голове стоял гул, обычной ясности не было. Странно. Я отмахнулся от этого ощущения. Шайба щелкает о перо моей клюшки, и тут же адреналин затапливает мои вены. Я несусь к воротам соперника, отдаю пас Йохану, тот делает бросок и… мимо!
Середина второго периода. Счет 2:3 не в нашу пользу. Плохо. Очень плохо, потому что я не забил ни одной шайбы. В голове бьется: скаут… скаут… скаут… Я сглатываю.
Клюшки стучат о лед, болельщики скандируют «Воксанд! Воксанд!», а шайба мне не дается. Развернувшись, все же отбираю ее и веду на половину соперника. Защитник слева блокирует меня, я уклоняюсь, но цепляюсь за его конек и падаю. Черт возьми! Сразу подскакиваю, но меня снова сбивает с ног игрок «Воксанда».
Кровь шумит в голове, злость накатывает огромной волной. Я вскакиваю и бью, ответный удар прилетает немедленно, и после этого я перестаю соображать. Этот чертов восьмой номер не дал мне забить гол, когда на трибунах сидит скаут! Я бью еще раз. По льду катится шлем. Наверное, мой, не могу разобрать. Да мне и уже все равно, я хочу лишь выплеснуть свой гнев. Замахиваюсь еще раз, и меня оттаскивают в сторону сильные руки. Мне назначают большой дисциплинарный штраф – двадцать минут – плюс две минуты малого штрафа.
Нет. Нет. Нет.
Я еду в раздевалку, готовый убить всех и каждого, но в первую очередь – себя.
На лед меня выпускают снова только за шесть минут до конца матча. Еще пытаюсь сделать что-то, но мне нельзя получить еще один штраф, поэтому я катаюсь, как фигуристка, аккуратно объезжая соперников.
Игра заканчивается ничьей. У меня ни одного гола. Тренер молча смотрит на меня, пока я иду в душ. Что еще ему мне сказать? Он и так орал весь прошлый перерыв. Не произнеся ни слова, одеваюсь и ухожу.
Сажусь в машину. Домой ехать не хочется. Смотрю на время и набираю номер.
– Привет, Тим. Как ты?
– О, Роб. Сто лет тебя не слышал. Думал, ты по-русски разучился говорить.
– Очень смешно.
– Как твоя игра?
– Хуже некуда: лажаю, дерусь и не вылезаю со скамейки запасных. Сегодня дали дисциплинарный штраф на двадцать минут. А говорят, что может приехать скаут.
– Черт. Хреново.
– Ага.
Мы помолчали. За это я и люблю своих друзей, Макса и Тимура. Мы знакомы миллион лет, с того самого дня, как родители привели нас в секцию хоккея, потом мы много лет играли за команду «Викинги» пока не выросли и не решили, что свяжем нашу жизнь с этим видом спорта. Тимур играет за питерскую команду «Нева», а Макс – за московский «Сокол». А еще Макс встречается с моей сестрой, оказывается, что и так бывает. Но это не важно – важно, что с ними просто можно молчать, когда тебе не очень, и это уже помогает. Они для меня как братья, как семья.
– Почему ты перестал контролировать себя? – спросил Тим.
– Не знаю, – я вырулил на дорогу, собираясь бесцельно кружить по городу, разговаривая по телефону: хоть какое-то занятие.
– Давай поразмышляем и разберемся, – предложил Тим. Он очень спокойный и обстоятельный, всегда хочет помочь. Иногда это становится его проблемой. – Как ты настраиваешься на игру?
– Да не знаю, как обычно, – я пожал плечами, хотя Тим меня не видел. – Стараюсь выбросить все из головы. Правда, последние две игры мысль об этом скауте чертовски нервирует меня.
– Понимаю, такие новости всегда выбивают. Но подготовительная рутина как раз и позволяет забыть все лишнее. Напомни, что ты делаешь перед игрой?
– В смысле?
