– Дело не в имени, а в объяснении. Есть другое, и мне оно ближе. Согласись, ведь приятнее считать, что Инна – все-таки женское, древнее славянское имя. И его значение как раз мне подходит.
– Какое же у него значение?
– Бурный поток.
Она заглянула ему в глаза, и он ощутил силу этого потока. Сбивало с ног и влекло, почти неудержимо. А что там, за поворотом – тихая заводь или, может быть, водопад?
– Значит, красивая девушка всё же предпочитает одеваться у своего портного, одежда с чужого плеча ее портит?
– Ну, я же не красавица. Мне нужно, чтобы имя украшало меня, а не я – имя.
Ждала ли она опровержения? Наверное. Пока он искал слова, повисла пауза. Какое-то время Инна смотрела на него, потом отвернулась.
Они остановились у большой темной витрины. Улица потеряла свою прямоту. Основная магистраль, изгибаясь, уходила налево, вправо вел переулок – узкий и темный. Они стояли на развилке; казалось, вся их дальнейшая жизнь зависит от того, чем разрешится это стояние – пойдут ли они в какую-нибудь сторону – в какую? Развернутся назад? Или вообще – Инна достанет свой зонт, – Павел не сомневался, что он у нее есть, – скажет «Пока, не провожай меня!», и они разойдутся по разным дорогам, чтобы никогда не встречаться.
Он почувствовал, что ее рука все сильнее сжимает его плечо. Она разглядывала витрину; вернее, что-то увидела там, и теперь не могла оторвать взгляда.
– Не оборачивайся. Он тоже остановился.
– Кто? Где?
– Не оборачивайся. За нами шел человек. Я заметила движение, как только оно оборвалось. Мы двигались, и наши отражения двигались. Мы замерли – и его отражение тоже. Видишь газетный киоск? Рядом мужчина под зонтиком. Я же сказала, не оглядывайся!
– Он вообще смотрит в другую сторону! Ждет кого-нибудь…
– Теперь он знает, что мы его засекли. Бежим!
Инна дернула Павла за руку, увлекая его в тень переулка.
Они бежали, взявшись за руки, – два силуэта на черном фоне пустых дворов. Зонт пришлось бросить – складывать его не было времени. А кто же бегает с раскрытым зонтом? Иногда их обдавало каскадом брызг, это значило, что они попали в очередную лужу.
Инна свернула налево, они проскочили арку и оказались на широкой улице, прямо у автобусной остановки. Сверкающий огнями автобус, словно инопланетное существо, взявшееся ниоткуда, ждал их, любезно распахнув двери.
Павел пропустил Инну к окну и сел рядом. Они уже немного отдышались и могли говорить.
– Ты слышал, он бежал за нами? – Это был всё же скорее вопрос, чем утверждение.
– Нет. Не слышал. – Что он мог расслышать за шумом учащенного дыхания и грохотом сердца?
– Я у них на крючке. Они наверняка знают, где я живу. Домой мне нельзя. Ты случайно не знаешь местечка, где можно было бы затаиться хотя бы на эту ночь?
– Хочешь, поедем ко мне?
Возможно, она этого и хотела.
– Мама, наверное, уже заснула.
– Мы постараемся не шуметь.
В прихожей горел заботливо оставленный свет.
– Проходи на кухню. А хочешь – в ванну?
– Мне даже не во что переодеться.
– Я дам тебе свой халат – большой и махровый.
Спустя пятнадцать минут они сидели на кухне. Инна куталась в халат и по-кошачьи щурила глазки, – ей было тепло и уютно. На столе под шутовским колпаком распаривалась заварка. Тишина ночного двора пролезала в форточку и потихоньку заполняла квартиру. Было слышно лишь как тикают старенькие часы на серванте.
Инна потянулась, сцепив ладошками вверх высоко поднятые руки, и широко раскрыла глаза.
