Пашня. Альманах. Выпуск 4 - страница 5

– Давай, я тебе обколю рану новокаином? Вообще не больно потом будет.

– Не-е-е. Нафиг. Я лучше потерплю. Я уколов боюсь.

Никита продолжал говорить. Наверное, чтобы отвлечься от процесса.

– Вот Серега, третий механик, сказал, что я теперь неполноценный мужчина, раз у меня будет такой дефект.

– Этот Серега тормоз. Кого ты слушаешь? И как вообще какая-то царапина может повлиять на твою мужскую полноценность? Это же не яйца.

– Да не, я не в этом смысле. Ну вот, если рука уже повреждена, значит, я не смогу ею делать со всей силы какую-нибудь работу.

– Скажи спасибо, что у тебя еще есть рука, а не обрубок. Да и вообще все затянется без следа, и забудешь о ране.

Саблин начал протыкать кожу иголкой. Это было очень странно. Шить человека. Это как шить самого себя. Это противоестественно. Это насилие! Так. Стоп. Лучше ни о чем не думать. Просто делай свое дело.

Лицо Никиты оставалось невозмутимым. Может, только немного напряглось, и вспотел лоб. «Хорошо держится», – подумал Саблин. Преодолевая сопротивление кожи и мяса, он проталкивал иглу через оба края раны и завязывал нитку обыкновенным прямым узлом. И так пять раз. Время тянулось вязко, оба взмокли, как будто делали тяжелую физическую работу. Но всему приходит конец. Последний узелок завязан. Края пропасти вроде аккуратно сошлись. Теперь рана выглядела стильно, будто какой-то безумный стимпанковский пирсинг. Для чистоты ее протерли спиртом и опять слегка обернули бинтом.

– Вот и все!

– Спасибо, Василий.

– Да ладно. Ты хорошо держался. Пошли на мостик. Мы заслужили выпить по бутылочке пива.

Конечно, пить пиво на вахте – не комильфо. Но ночью и после такого испытания… Ночью Аллах не видит.

Радар марки Фуруно высвечивал эхо-сигналы красивым оранжевым цветом. Саблин начертил что-то мелом на приставном экране.

– Что это? – спросил Никита.

– Это называется параллельный индекс. Вот видишь сиську на экране? Это островок. Он теперь перемещается по линии, которую я начертил параллельно курсу. Если мы уйдем с курса вправо или влево, он нам это покажет.

– Д-а-а, хорошая работа у вас, у судоводителей. Я бы тоже так хотел, – мечтательно вздохнул Никита.

«Наверное, ему понравилось слово сиська», – подумал Саблин.

Вика моталась в командировки этим поездом калужского направления каждые две недели уже четвертый месяц.

Любимым моментом поездки для нее было объявление по громкой связи о железнодорожных сувенирах. Тихий мужской голос библейским речитативом нудел о благотворительных лотерейных билетах, которые непременно помогут детям, а затем перечислял всевозможное казенное богатство, которое может за символическую плату перекочевать в руки пассажиров. Брелоки, игральные карты, открытки, открывалки, чайные ложки, дорожный набор. И жемчужина коллекции – подстаканники! Естественно, все с ностальгическим логотипом железной дороги.

Виктория Крылова – эксперт по маркетингу двадцати пяти лет, начинающая акула PR-технологий – восторгалась бездарностью подачи информации. «Этому мужику надо какие-то веселящие конфеты подогнать, – рассказывала она потом Светке из соседнего отдела, смачно надувая пузырь жвачки и громко лопая. – Ну бедолага редкостный! Что не так в его жизни?».

С самого первого раза, услышав унылое объявление, девушка мечтала увидеть обладателя депрессивного голоса. Желанная встреча состоялась довольно быстро. Начальник поезда, Сергей Васильевич Понкин, не только зачитывал текст, но и делал личный обход состава, груженый сумкой с образцами того самого брендированного барахла. Он оказался мужчиной лет шестидесяти. На вытянутом лице длинный нос загибался к подбородку, на затылке зияла лысина, тусклые голубые глаза болезненно слезились, широкий, испещренный морщинами лоб ходил ходуном, словно самостоятельно удивлялся всему вокруг. Бледные выпяченные губы делали его похожим на грустного селезня. Проходя между рядами, Понкин покачивался вправо-влево, в такт движению поезда, а подстаканники грустно вторили из сумки металлическим звоном. «Поночка», – прозвала его про себя Вика.