Недалеко от дома Пасисяки находилась главная площадь городка Токсикотно, которая именовалась Гран-Пляс.
(Местные, приглашавшие друг друга на прогулку, часто спрашивали: «Пустимся в пляс?» – что означало: «Пойдём погуляем на Гран-Пляс?»)
Общественным транспортом в Токсикотно являлся рельсо́бус. Это был небольшой трамвай-электричка – своего рода единый состав из небольших вагончиков, с сидячими местами друг напротив друга (мягкими диванчиками) и поручнями для стоя́щих пассажиров.
Составы передвигались по одному рельсу со скоростью не более тридцати километров в час. Рельсовая дорога была проложена исключительно по широким улицам городка. Когда рельсобус проезжал мимо, то грохот, конечно, стоял знатный.
Остальным транспортом являлись аккумуляторные тележки – небольших размеров самодвижущиеся платформы, управляемые вручную2. Местные использовали эти тележки для перевозки личных вечей, муниципальные службы – для всевозможных грузов, а частные лавочники и владельцы мазазинов доставляли на них товары и продукты на продажу.
Тележки брались напрокат со специальной стоянки, находившейся у депо рельсобусов (там же и подзаряжались). Передвигаться на таких платформах было разрешено только по строго выделенным для этого улицам (которые были искусственно расширены).
Постоянный лязг рельсобуса и уличный шум очень часто намекали Пасисяки, что пора переезжать, но куда и на что – этого пока он понять не мог.
На работу Пасисяки не ходил по причине отсутствия таковой. Нельзя сказать, что он был трутнем или лентяем, скорее, наоборот. Но в последнее время (го́да так три) он всем говорил, что ищет себя в себе, и поэтому работать ему мешают его же собственные мысли. Несмотря на то что в Токсикотно отсутствовала безработица, Пасисяки утверждал, что именно для него работы в городе нет. Хотя в былые времена он трудился не покладая рук: готовил, не жалея себя, бутерброды в закусочной за пятьсот во́ней3 в месяц, чтобы дядя-владелец мог себе третий бассейн выкопать на участке; таскал мешки с кирпичами по пятьдесят килограммов каждый аж на второй этаж, чтобы сосед смог сделать себе хороший ремонт; рисовал чертежи будущих мазазинчиков; красил на заказ игрушки для детей тех самых дядей-владельцев закусочных; писал рассказы в местную роман-газету и ещё выполнял множество-множество подобных работ.
Денег Пасисяки не накопил. Зарплаты хватало лишь на то, чтобы покупать еду и всякую дребедень. Потом эта дребедень оказывалась ненужной, но Пасисяки не хотел себе признавать, что просто так выкинул деньги. Сейчас же он жил на социально-кризисную помощь от мэрии.
В Токсикотно помогали жителям материально, когда они попадали в кризис поиска себя в себе. Правда, те, кто всё-таки оказывался в этом кризисе, очень быстро выходили из него (максимум за три месяца). Но вот ситуация с Пасисяки была особенной. Городская комиссия сперва подозревала его в жульничестве, но после обследования пришла к выводу, что Пасисяки действительно глубоко застрял в кризисе (или кризис застрял в нём), поэтому подписывала документы о ежемесячной выплате ему в виде пяти тысяч воней.
Так и тянулись эти три года.
Воней хватало на еду, но не хватало на все мысли Пасисяки. Засиживаясь допоздна на Гран-Пляс в местном баре «По́ловые клубы», он нередко мог потратить до тысячи воней за графин с соком растений болот и просидеть полночи со своими мыслями, уткнувшись в этот самый графин, заедая всё это любимым салатом с болотным цезарем.
