Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города: 1917-1991 - страница 32

После событий 1917 года галоши на некоторое время превратились в супердефицитный вид обуви – предприятия резиновой промышленности практически остановили производство. Отсутствовал главный компонент клея – бензин. На заводе «Богатырь» в Москве его попытались заменить керосином. Эту хитрость переняли и рабочие «Треугольника». В результате на предприятии в неделю стали делать по 300–500 пар резиновой обуви. Но качество изделий от таких новшеств страдало. Возрождение производства началось в годы нэпа. В феврале 1922‐го был создан государственный трест резиновой промышленности. Он объединил четыре завода: «Красный треугольник» в Ленинграде и московские предприятия «Красный богатырь», «Каучук», «Проводник». Первые советские галоши активно рекламировались. В 1923 году появилось сразу несколько плакатов Александра Родченко со стихотворными текстами Владимира Маяковского, вошедшими в его творчество под общим названием «Резинотрест». Судя по экспонатам, сохранившимся в фондах Музея истории Санкт-Петербурга, резиновая обувь в первой половине 1920‐х делалась неплохо. Примером тому могут служить изящные «полугалошки», которые надевались на легкие дамские туфельки. На производстве было много старых мастеров, и они в совершенстве владели методом клейки, позволявшим сделать галоши легкими, прочными и до некоторой степени элегантными. Однако вредность работы на резиновом производстве не уменьшалась.

В 1931 году писатель Викентий Вересаев завершил роман «Сестры», полтора года проработав санитарным врачом на московском резиновом заводе «Красный богатырь». Документальный подход к реальности, характерный для Вересаева, нашел яркое выражение в литературно-художественном изображении проблем здоровья женщин-галошниц. С врачебной скрупулезностью литератор описал тяжелейшее наркотическое отравление, которое вызывал клей на бензине: «Противно-сладким дурманом он пьянил голову. Сперва становилось весело. Очень смешно почему-то было глядеть, как соседка зубами отдирала тесемку от пачки или кончиком пальца чесала нос. Лелька начинала посмеиваться, смех переходил в неудержимый плач, и, шатаясь, пряча под носовым платком рыдания, она шла на медпункт дохнуть чистым воздухом и нюхать аммиак. Одежда, белье, волосы – все надолго пропитывалось тошнотным запахом бензина. Голова болела нестерпимо – как будто железный обруч сдавливал мозг. Приходила домой – одного только хотелось: спать, спать – спать все двадцать четыре часа в сутки. А жить совсем не хотелось. Хотелось убить себя. И мысль о самоубийстве приходила все чаще… Тяжелы последствия хронического вдыхания бензина. Уже через два-три года работы исчезал самый яркий румянец со щек девушек, все были раздражительны и нервны, в тридцать лет начинали походить на старух»166. Объективности ради следует сказать, что в 1920‐х годах в рамках всеобщей заботы о здоровье пролетариата предпринимались попытки облегчить труд галошниц. На «Красном треугольнике» была организована группа активистов НОТ (научной организации труда). В стремлении реализовать модные тогда идеи Алексея Гастева, большевика, идеолога Пролеткульта, прозванного «русским Тейлором»167 и сосредоточившего внимание на организации трудового процесса, несколько инженеров попытались разделить производство резиновой обуви на восемь операций. То есть одну галошу делали восемь работниц, но непосредственно «склейкой» занималась лишь одна из них. Количество банок с клеем в цеху резко сокращалось, но и производительность труда также резко падала, а главное, ухудшалось качество изделия. Однако «началом конца» эстетически благопристойных галош стало внедрение конвейеров.