Неясно было Колосову пока что одно: как вели себя по отношению к ефрейтору Воронцову начальник заставы и командир отделения сержант Уржанцев. В беседах с Воронцовым он пытался это выяснить, но ефрейтор ничего вразумительного ему не сказал. Делал вид, будто не понимает вопросов. Случайно ли такое поведение? Тем более, как показалось Колосову, капитан Серов вполне мог довершить начатое в отряде, усугубить обиду.
Да, Серов действительно, по первому впечатлению, соответствовал характеристике, которую услышал в отряде: опытный офицер, все делает, как положено делать, но совершенно без души, по уставной обязанности, словно заводная машина, оттого и «звезд с неба не хватает», ибо нет у него душевного контакта с подчиненными. Как и полковник Степовой, считает, что солдат должен служить по чести и совести, не рассуждая. Отслужи положенное, тогда ради бога – демократствуй сколько желаешь, пока же – выполняй свой конституционный долг четко по уставу. Обязан понять его с достоинством и честью, не занимаясь демагогией. Все вроде бы верно. Так и должно быть. Но только в идеале. И с заводными куклами, а не с людьми. Жизнь армейская во многом не совпадает с высокопарностью многих слов присяги, и это нельзя не учитывать, если ты хочешь быть хорошим командиром.
Отцом солдатским.
А, как говорится, по начальнику и подчиненные. Вот и попросил Серова Колосов назначить его в наряд вместе с сержантом Уржанцевым. План такой: ночью проверить службу нарядов, а утром проехать к чабанам, которые уже спустились с альпийских лугов в нижние долины. Километров пятнадцать пути. Расчет прост: в одном выезде соединить нужное и полезное. Пограничники, когда вместе в наряде, всегда откровенней друг с другом, вот на это и рассчитывал Колосов. Он даже наметил место, где откровенный разговор может состояться. У Студеного родника, где он намеревался сделать остановку, чтобы покормить коней и подкрепиться самим.
Выглянуло солнце. Нежное, ласковое. Ему искристо заулыбались снежные пики гор. Улыбнулся и Колосов. Выдохнул восторженно.
– Пограничное утро!
Проговорил и удивился: почему пограничное?
В самом деле, почему? Ведь так же радостно солнце может всходить над Чукоткой, над Кавказом, над Москвой, над Берлином. Может, конечно, и все же пограничники вот такое пригожее утро называют своим – пограничным. И переубедить их ни за что не удастся. Не получится. Может, потому, что им хорошо в такое утро, не то, что в дождик или в пургу? Хорошо после бдения в ночной слепоте.
А утро становилось все пригожей и пригожей – пограничным утром. Чисто-чистое небо, какое бывает в горах редко. Внизу, куда вела тропа, веселый разнотравный ковер со следами недавних юрт, а между травами и небом – сверкающие до рези в глазах белоснежные вершины. Любуйся неземной красотой. Но пограничник останется всегда пограничником – любуясь великолепием, восхищаясь им, Колосов не забывал главного: внимательности, чтобы не прозевать следа, если он здесь кем-то оставлен.
Все девственно. Вот рядом с тропой стоит низенькое плотное деревцо – арча. На игольчатых лапках ее покоятся радужные росинки – глаза. Колосов натянул повод. Глаза у арчи? Странно? Нелепо? Для Колосова – нет. Он видит глаза у арчи, этой вечнозеленой королевы поднебесья. Только и он разглядел их не вдруг, хотя десятки раз лежал в секрете, укрытый ее холодными ветками, вместе с ней слушал, как поют горы на рассвете, вместе с ней встречал солнце. Да, на границе у всего есть глаза, только присмотрись внимательней, научись видеть их.
