Отец Василий почесал затылок. Да, погуляли они, похоже, неплохо. Знатно, можно сказать, погуляли…
– А что ж меня Костя не удержал? – задумчиво произнес священник. Он помнил, что главврач был почти трезвый, по крайней мере тот так утверждал…
– Костя и сам был хорош, – улыбнулась Ольга. – Тряс своим патронташем на каждом углу… Хорошо еще, что ружье у него забрали.
– А кто забрал?
– Вы и забрали…
Отец Василий удовлетворенно хмыкнул – хоть что-то было сделано правильно. Он поднялся и начал было одеваться, но Ольга решительно предотвратила его поползновения.
– Лежите, – махнула она рукой. – Алексий сказал, пусть батюшка отсыпаются, я сам все сделаю. Храм после праздников-то все одно пустой.
Священник подумал и согласился.
* * *
Разумеется, уже к вечеру отец Василий возобновил службы, но, как и ожидалось, первого января в храм так никто и не пришел. Собственно, замер в безлюдье не только храм. Это была главная беда Усть-Кудеяра. Однажды начав праздновать, горожане подолгу не могли остановиться, и улицы вымирали на два-три дня. Лишь изредка выбегал из какого-нибудь дома нетрезвый мужичок в телогрейке, накинутой прямо поверх засаленной, растянутой майки, и то лишь для того, чтобы стремительно домчаться до винно-водочного отдела и быстренько, не теряя драгоценного времени, вернуться назад, где его ждали…
Даже набожные местные старушки на время главных мирских праздников забывали дорогу в храм, в основном потому, что все эти дни вели неравный бой со своими семейными выпивохами.
Отец Василий отпустил диакона домой, а потом, предупредив Олюшку, что ужинать сегодня не станет, закрылся в храме и упал на колени перед иконой Христа Спасителя. Отравленное алкоголем тело еще подрагивало, но он был полон решимости вымолить у него прощение.
Священник молился так, как, наверное, никогда в жизни. Слишком велика была опасность, подстерегшая его душу менее суток назад. Мало того что он нарушил сорокадневный Рождественский пост, так еще и охранника испачкал… намеренно.
Прошло четыре или пять часов, и отец Василий забыл про время и давно уже не был ни в каком пространстве, и только горячая, слезная, не записанная ни в каких канонах, но идущая от самого сердца молитва ему, всемогущему, имела еще значение.
– Господи! – просил он. – Спаси и сохрани меня от греха! Не дай искусителю ввергнуть мою душу бессмертную в беспутство и гордыню! Помоги мне, сирому, оставаться под твоей рукой!
И в тот самый момент, когда он внезапно понял, что молитва дошла до него, раздался скрежет.
Отец Василий вздрогнул и снова увидел темное пространство храма вокруг себя.
Скрежет повторился, и священник подумал, что уже, поди, часов пять утра, и время снова стало иметь значение.
Послышался легкий стук, и отец Василий покрылся испариной: звуки шли оттуда, снизу…
– Спаси и сохрани! – истово перекрестился он.
Стук повторился – легкий, но отчетливый.
«Крыса? – подумал священник. – Мы же их потравили!»
«Тук-тук», – раздалось снизу, и снова – «тук-тук»…
Это не могла быть крыса.
Отец Василий встал и ощутил, как легко, бесплотно его изнуренное многочасовой молитвой тело. Но сам он, как защищенный господней волей дух, был силен, как никогда! Священник легко переместился к храмовым дверям, вышел наружу и, ни капли не раздумывая, направился к входу в нижний храм. Достал ключи, немного постоял и, подчиняясь какому-то наитию, просто толкнул дверь. И она бесшумно, без единого скрипа, распахнулась.
