Излишки продуктов опять же шли на ольмапольские рынки, а на денежки, вырученные от продажи, родители покупали тот минимум необходимых продуктов и вещей, которыми мы в тот скудный период обходились. Словом, бурёнка наша была настоящей кормилицей, без неё мы не знаю, что бы делали.
Так мы просуществовали осень и зиму и стали уже привыкать к новому образу жизни и крайней ограниченности в деньгах.
Отдельным чередом промелькивали, а когда и мучительно тянулись школьные уроки.
Домашние задания я почти не учил. Не было надобности. За исключением письменных работ. А меня часто вызывали к доске.
– Интересно слушать тебя, Максим Журавский, – говорили учителя. – Словно учебник читаешь. Хорошая у тебя память развилась. Берите с него пример, ребята – недавно только, в прошлом году, на одни тройки учился, а сейчас… Садись, Максимка, пять тебе!
Особенно забавными казались мне уроки английского, на котором я научился говорить лучше нашей престарелой англичанки Дэнны Артемьевны Синицыной. Чтобы не обескураживать её, мне специально приходилось допускать грамматические ошибки и коверкать произношение. Но как-то раз, сам не зная зачем, я начал излагать задание на безупречном южном британском диалекте. Учительница широко распахнула глаза и на минуту словно застыла.
– Максим, мне показалось или нет? – спросила она, приходя в себя.
– Что, Дэнна Артемьевна?
– Ну-ка ещё расскажи нам…
Я рассказал. Но с обычными искажениями.
– Значит, всё же показалось, – заключила Дэнна Артемьевна. – Ох, возраст! – Она знала ещё французский и немецкий языки, и я мог бы и на том и другом с ней говорить, и на многих других языках, которые с недавней поры прямо-таки теснились в моём сознании, но зачем лишний раз озадачивать старушку?
Много похвалы было от учителей в мой адрес, до приторности порой. Один лишь Геннадий Тихонович словно не замечал моих достижений, а только внимательно поглядывал на меня, слушая, как я излагаю учебный материал, и время от времени задумчиво покачивал головой.
Как-то раз, когда я закончил рассказывать задание по истории, он говорит:
– Продолжай дальше.
– Следующий параграф?
– Ну да, следующий. Зачем спрашиваешь? Ты же знаешь, что я имею в виду.
Остальные четверо учеников нашего класса только хлопали глазёнками, не понимая, о чём речь.
После уроков директор пригласил меня в свой кабинет, налил в стаканы – мне и себе – чаю, поставил передо мной блюдце с конфетами и сказал:
– Давай, Максим, почаёвничаем да поговорим.
А я уже знал содержание предстоявшего разговора. Он должен был пойти о моём даре улавливать суть мыслительных процессов людей. И проникать в содержание книг, не открывая страниц. Потому как в тот момент опять словно прочитал, о чём думает директор. Но немножко ошибся. Прочитал, да только не всё.
– Давно это у тебя? – спросил Геннадий Тихонович.
– Что именно? – переспросил я.
– Способность угадывать мысли людей. И дословно знать тексты учебников – не заглядывая в сами тексты.
Я сказал когда. «Это» началось примерно спустя шестьдесят дней после злополучного «приземления» с обрыва Хромушкиной горы. Однако о причине, давшей импульс появлению необычного свойства, промолчал.
– Ещё что можешь? – снова спросил директор.
– В смысле?
– В смысле проявления сверхъестественных качеств, недоступных обычным людям.
– Могу наперёд знать, что случится в скором времени. Не всегда и не про всё, но кое-что знаю точно.
