– Да, дядя?
– Приведи Миназа.
– Кого? – рожа Касыма стала глупо-недоуменной.
– Мальчишку. Быстро!
Пока племянник разыскивал раба, купец искал глазами валуны. Ага, вот они! Точно у озерца, стоят как часовые.
– Вот он, дядя. Выпороть его?
Миназ съёжился – рука у Касыма была тяжёлая.
– Можешь отдыхать.
Масхул отпустил племянника и пристально посмотрел на Миназа. Щуплый, на лице страх, голубые глаза, похожие на самоцвет-огль. Наверное, это знак, – подумал купец, – может и не станет аннуакан убивать раба.
– Иди за мной.
Размашистым шагом Масхул обошёл озерцо. Мальчик семенил, едва поспевая за купцом. Он не понимал, что вдруг понадобилось хозяину?
– Посмотри. Видишь эти два камня?
– Да, господин.
Таких валунов не встретишь в пустыне. Гладкие, обточенные водой бока, нездешний, чёрный с белыми искрами, цвет. И воздух между ними дрожит как от жары. В серых вечерних тенях, кажется, что это дверь ведущая в загробный мир.
– Возьми шкатулку. Не открывай!
Мальчик вздрогнул от окрика. Он не собирался даже заглядывать внутрь – от любопытства его отучили в первые же недели.
– Сейчас ты пройдёшь между камней. Там будет ждать хозяин этого оазиса. Такой старик, ты его сразу узнаешь. Отдашь ему, ответишь на все вопросы, и вернёшься назад. Понял?
Испуганный странным поручением, Миназ кивнул.
– Хорошо. Иди!
Прижимая к груди шкатулку, мальчик пошёл к валунам. И замер, не дойдя шага.
– Быстро!
Раб обернулся, увидел перекошенное лицо Масхула, сделал шаг. И пропал.
* * *
Миназ огляделся: вокруг был совершенно другой оазис. Идеально прямоугольный, с ровными рядами пальм и кустов. Будто его специально вымеряли по линейке. Посередине создатель геометрического рая расположил квадратный бассейн, сложенный из белого мрамора. В центре водной глади, небу грозил каменный столп. Шероховатая поверхность была причудливо изрезана тонкими линиями. Мальчику показалось, что они складываются в голову быка с льющейся изо рта водой.
«Вишап!» Он помнил, так их называл отец. Камни, стоящие в воде. Вместилища для духов. Коготь, которым цепляется за твердь небесный дракон.
Колени сами собой подломились. Миназ рухнул на землю и принялся вертеться, рисуя пальцем защитный круг.
– Думаешь, поможет?
Рядом объявился старик. Ветер колыхал на нём рваные тряпки, в прорехах которых мелькала жёлтая, как затхлый жир, кожа.
– Чего молчишь? Немой? Или боишься?
Нога старика в рваной сандалии стёрла начерченную линию.
– Не так надо рисовать. Возьми серп из бронзы, или кремневый нож. Смочи кровью белой овцы. Делай линию на глубину в три пальца. Вот так.
Старик выпрямил пальцы, с силой вогнал их сухую землю. И медленно провёл линию взамен стёртой.
– Понял?
Не дожидаясь ответа, аннуакан отряхнул руки, взял мальчика за подбородок и заглянул в глаза.
Над стариком наливалось вечерней синевой небо пустыни. Небо, которое видело далёкую юность аннуакана, когда подобный ртути не-живой сражался в битвах молодых богов. Ради наград, коим нет теперь названий. И небо надеялось пережить своего ровесника. Вероятно, надеялось напрасно.
А снизу на аннуакана смотрели глаза, полные тёплой водной синью. В которых плескался страх и надежда на избавление. От ужасного старика, от ненавистного рабства, от горькой доли сироты. Какую синеву выберешь ты, аннуакан?
– Идём.
Хозяин оазиса рывком поднял и поставил Миназа на ноги.
– Нас ждёт ужин.
Старик ощерился, показывая острые нечеловеческие зубы.
