– Конечно, – зарделась Карманова, – мы же все в одной лодке. Должны совместно трудиться.
– Особенно если тебе за это платят процент от рекламы и повышенный гонорар, – тихо, так чтобы никто не слышал, пробубнил Суздальцев. Даже его ангельскому терпению иногда приходил конец.
Планерка завершилась без происшествий. Скрябина подошла к секретарскому столу.
– Светочка, попроси зайти ко мне Колпакова.
После планерки в администрации Рыльская пригласила Ирину к себе. Еще раз дав понять, что назначение Скрябиной это и ее, Татьяны Рыльской, победа, патронесса затронула вопрос некоторых компаний, на которые не мешает посмотреть журналистским, а не рекламным взглядом.
Скрябина сразу поняла, что за журналистский взгляд имеет в виду Рыльская. Надо найти компромат, поговорить с обиженными и подать все с точки зрения просчетов руководства. Зачем – тоже понятно. Передел собственности начался уже давно, а сейчас после выборов он примет еще большие масштабы. Но Ирина не ожидала, что ее начнут использовать так быстро и прямолинейно. И неизвестно, будут ли прикрывать, если обличаемые выступят против подобных журналистских материалов. Это было крайне неприятно. Да еще Вахрушев со своими откровениями.
Вошел Колпаков. Ирина именно на нем остановила сейчас свой выбор, потому что тяжелую артиллерию в виде Касаткина привлекать было еще рано – до конца не ясны позиции. А Коля Колпаков сделает все изящнее, без чрезмерных оскорблений.
Скрябина сидела в редакторском кресле и сделала приглашающий жест на кресло напротив своего стола.
– Коля, ты чем сейчас занимаешься?
– Твои рекламные девки несколько материалов попросили написать. Вот и тружусь. Но я уже почти закончил. Что, задание есть? – Колпаков ввинтил зад в кресло и сложил руки на животе.
– Есть. А как ты к тепличному комбинату относишься?
– Наши пути не пересекались. А что надо сделать?
– Давай ты посмотришь пристрастным взглядом, как живет одно из последних муниципальных предприятий. Может, хорошо живет, а может, и не очень.
Ирина начала внимательно разглядывать бумаги на своем столе, перекладывать их с места на место. Пауза затянулась. Затем Скрябина подняла глаза на Колпакова.
– Порасспрашивай уволенных и уволившихся, разузнай о прибыли компании и как она тратится. Да что тебя учить, только портить, – Ирина рассмеялась, увидев, как Николай выпрямился и даже зарделся от желания оправдать доверие.
– Я только рад все пораскапывать. А почему Генка в стороне? Чернуха – это вроде бы его нива, – стараясь дышать через раз, проговорил Колпаков.
– Здесь нужен изящный подход. И никакая это не чернуха. Так берешься?
Колпаков не мог говорить от распирающих его чувств.
– Конечно. Ира, все будет в лучшем виде. А то я уж стал думать, что настоящие профессионалы и не нужны вовсе. Все сделаю. Не сомневайся.
– Вот и хорошо. За гонорар не беспокойся. Будет по высшему разряду. Только чтобы все аргументированно и профессионально. Срок тебе десять дней. Обо всем рассказывай. Не утаивай.
– Ирина Петровна, – развел Колпаков руками, – для вас все что угодно. Все, пошел работать.
Николай быстро поднялся и, гордо подняв голову, вышел за дверь, но потом опять открыл ее и, вскинув кулак, проорал: «Но пасаран!». Затем дверь закрылась.
Ирина вышла на балкон. Почему-то захотелось курить, хотя к сигаретам она последний раз прикасалась лет пятнадцать назад. Она пошла к редакторскому столу и перерыла все ящики стола, затем обшарила шкаф в комнате отдыха. Неужели Тюленев случайно не оставил хотя бы пачки?
