Воздух сгустился. Ирина затаила дыхание. Карманова наслаждалась, она видела трясущиеся руки Метелиной и не могла скрыть брезгливой улыбки. Суздальцев пытался что-то высмотреть в окне. Красильникова смотрела прямо перед собой. Полухин низко наклонил голову и даже прикрыл глаза.
– Откуда ты все знаешь, нюхорка? Тихоня тихоней сидит себе, а все-то он знает. Это мое дело. А старому пердуну все равно когда-нибудь не поздоровится, если он и дальше не поймет, что образование сейчас должно быть либеральным, как и отношение к ученикам. Какая ему разница – поставить ученику три или четыре? Ему никакой, а ребенку может серьезно осложнить жизнь, – Метелина уже почти кричала. – Мне наплевать, что вы обо мне думаете, потому что я талантливее многих из вас и могу добиваться, чего хочу, а не строю пятый год баню, – Женька показала на Полухина. – Вот ваш идеал – правильный, тихий и нищий. Я такой не буду.
Она встала, резко оттолкнула кресло, вышла из-за стола и покинула кабинет, громко хлопнув дверью.
Высоков поднял глаза от газеты и улыбнулся Полухину.
– Ты не переживай. Она хотела меня пнуть, но побоялась. Досталось тебе, как самому безобидному.
Иван еще ниже опустил голову.
– Давайте закончим это неприятное обсуждение и вернемся к делам, – откашлявшись, проговорила Ирина.
Дальше все потекло спокойно: губернатор анфас, профиль и на общем плане. Лизинг профессии и факторинг идеалов.
И вот Скрябина осталась один на один с Красильниковой. Ирина сидела во главе длинного конференц-стола, а Ольга Ивановна переместилась к ней со своего обычного места поближе.
– Почему такая нервозность, Ольга Ивановна? Что случилось?
Обычно Красильникова всех поражала улыбчивостью и энергичностью. Пусть не особо искренней и напускной, но хорошо отрепетированной и не вызывающей в собеседнике никакого отторжения. Но сейчас перед Скрябиной сидела немолодая уже женщина с грустно опущенными уголками губ, в прищуренных глазах которой был не страх, но осознание негативной ситуации, с которой она почти смирилась, но все же надеется как-то переломить.
– Ирина Петровна, вы всегда говорили, что именно реклама кормит губернаторскую газету. Что дотации власти хватит только чтобы выпускать бюллетень с подписываемыми законами, а для этого достаточно иметь всего несколько человек в штате. Ситуация не изменилась?
Ирина помолчала.
– Нет. Стала только хуже. Мы нужны власти только чтобы публиковать принимаемые законы. Без этого они не вступят в силу. Мы официальный публикатор. Вся остальная деятельность по удовлетворению властных желаний является как бы нашим свободным волеизъявлением.
– Получается, что кормят нас на три копейки, а плясать мы должны на десять рублей?
– Если утрировать, то да. Но у нас есть работа в уважаемом издании, мы можем здесь самореализовываться, входить в любые кабинеты и, если касаться рекламы, хорошо зарабатывать под властным прикрытием.
Красильникова смотрела на свои руки с утолщенными суставами и потрескавшейся кожей.
– Ирина Петровна, пока вы занимались выборами, а потом решали глобальные политические задачи, – Красильникова усмехнулась, – ситуация изменилась. Мы не в красивом костюме работаем под прикрытием, а в рванье воюем на передовой. Сейчас уже не публикации в газете показывают лояльность к власти. Чтобы быть услышанным, не нужно давать интервью, важно раскрывать кошелек в других кабинетах. Приближенным к власти мы не нужны, банкротов и тех, кого задавили налоговики, мы раздражаем, реклама товаров и услуг в нашем издании мало кого интересует. Пока еще остается немногочисленный круг бизнесменов, которые по старой привычке хотят похвастаться своими успехами перед знакомыми и друзьями. Но круг этот сужается на глазах.
