в душу, но ничего из этого не вышло. Ничего в
его глазах не было.
– Раздевайся.
Я передвинулась на другой край кровати и подтянула к себе одеяло. Бесполезно тянула время, но какая-то слепая надежда каждый раз делала эти секунды подобием спасения.
– Или тебе помочь?
Заберите меня кто-нибудь! Помогите, пожалуйста. Я знала, что он мог просидеть так до утра, пока я не сломаюсь. Он все так же невозмутимо наблюдал за каждым моим движением, или за отсутствием таковых.
Я слезла с кровати и скинула сорочку на пол. Затем машинально прикрыла грудь, будто что-то он в ней еще не видел. Прохлада, обычно комфортная, сейчас причиняла боль всему моему телу. Я выпрямилась и посмотрела ему в глаза.
– Ну, а дальше?
Я разделась подностью и опустила руки, не имея сил больше сопротивляться. А ведь он ко мне даже не подошел. Он долго смотрел на меня, оглядывая сверху вниз. Затем попросил повернуться и повторил все то же самое. Сказал, что у меня красивые волосы, что, должно быть, я за ними ухаживаю. Каждый раз, когда он гладил меня по голове, я чувствовала, как по рукам пробегали мурашки. И ему это нравилось, потому что потом он вел ладонью от плеча и до запястья.
– Ляг.
Ни приказного тона, ни выбора.
Я легла на спину. Легла, еще бы вот так же просто умереть. Он постоял у изножья, а я молча ждала, что будет дальше, впившись пальцами в простыню.
– А, знаешь, хорошо, что ты не кричишь. Так проще.
Да, конечно, я знаю, что я – идеальная жертва для маньяка с любыми пристрастиями.
Я чувствовала, что сердце уже не могло успокоиться. Мне хотелось утра, утра, когда я проснусь и его не будет. Я отвернулась, услышав как он снимает ремень.
Что было потом?
«Ничего, что бы мне не понравилось».
Лори стоит перед зеркалом в ванной и подправляет насыщенно-красные уголки губ. Ей отчего-то так захотелось взять мамину помаду и накраситься. Нарядиться по-особенному, как будто для этого был повод, и прогуляться.
Она хлопает колпачком и возвращает помаду на стеклянную полочку. Надела мамино изумрудно-белое платье с открытыми плечами и добавила ниточку жемчуга. Каждый раз, надевая мамины вещи, она чувствовала ее ближе, как будто выходила на улицу с ней под руку. Она подправляет заплетенные и убранные волосы и, улыбнувшись самой себе, наконец-то выходит из дома.
На улице сквозь облачную дымку пробивается рассеянное солнце, дует легкий ветерок и играючи колышет маленькие листики на ухоженных кустиках вдоль Курт авеню. Из неторопливо проплывающего мимо Линкольна доносится припев новоиспеченной «Need you tonight» от INXS. Лори оборачивается на сигнал, улыбается и машет изрядно выпившей компании неблизких знакомых. Крашеная блондинка высовывается из окна, протягивая руки.
– Лора! Хочешь с нами?
Лин всегда называла ее Лорой. То ли от того, что все время забывала ее имя, то ли от того, что любила таким подходом в порядке вещей раздражать людей, к которым обращалась. Из всех, кого Лори знала в школе, Лин была самой безобидной – ей было откровенно плевать на всех, кроме себя.
– Не сегодня, – Лори вежливо отнекивается и сворачивает на узкую улочку.
Не сегодня и не завтра. Она никогда не любила шумные сборища, пьяные разговоры о смысле существования, хотя бы потому что на утро никто не помнил ни единой стоящей мысли. Самой себе она всегда была самой подходящей компанией.
Ветерок стихает, и вокруг все ненадолго замирает: занавески, виднеющиеся из открытого настежь окна, зелень старых деревьев, редкие прошлогодние листья на асфальте. Все словно предвкушает что-то волшебное, все затаилось и выжидает нового легкого порыва или теплого дождя.
