– Ой, а помнишь ту смешную тетку с дурацким таким бантом? Имя еще редкое…
– Натурщица Мона, – усмехнулся Роберт. – Такую сложно забыть.
– Мадам Мона! – воскликнула она и даже подпрыгнула от восторга. – Мона и ее байки про бабку – фрейлину Александры Федоровны! Она сочиняла на ходу! Сестры, влюбленные в сестер, игры с переодеваниями, оргии на спиритических сеансах, а надо же работать, а она лежит с этим бантом и продуцирует бредятину, как будто из коробочки достает еще одну коробочку, снова и снова… Я ничего не путаю? Или вам всем было нормально, и только мне хотелось?..
– Всем хотелось, – с деланой серьезностью подтвердил Роберт, едва контролируя мышцы лица. – Причем сразу, и да, это была порнография. А у мадам была шизофрения…
– Хотелось сорвать с ее головы бант и выкинуть его в окно! – выкрикнула Лилия возмущенно. – Милович, дурак, ну какой же ты дурак! – И притворилась, что сейчас ударит, но вместо этого нырнула рукой под его расстегнутую куртку, поглубже, в тепло, будто бы так и надо, впрочем, так действительно было надо, чтобы он посмотрел на нее и продолжал смотреть.
Но он не сдался. Не тогда. Стоял с ней в обнимку и упрямо, до рези в глазах таращился на окна. Трое однокурсников, которые собирались навестить старика-учителя и вообще увидеться впервые за столько лет, внезапно обнаружили неотложные дела – Лилия уже ждала на берегу – а ведь знай он об этом заранее, то тоже бы отказался, а так пришел, и встретил ее в маленьком кафе киноклуба – она ждала – где наливали хорошее и дешевое пиво, а потом поднялись по гулкой лестнице в квартиру, неловко помалкивая, и дружно обрадовались тому, что некогда грозный и до сих пор еще чуть-чуть наводящий трепет Шидловский сразу взял на себя светскую часть беседы. Сам того не заметив, Роберт проболтался и о работе, и о грядущей выставке, хотя совсем не собирался этого делать, ведь хвастать ему было нечем, а заодно и узнал, что взлелеянный лиловый лилейник по фамилии Гордиева два года как в разводе и два месяца как руководит художественной студией – кто б подумал.
– Фрейлина, ну конечно, – сказал он невпопад, не решаясь сменить тему, которая так ее развеселила. – Фрейлина по фамилии Березка.
– Листопад! – щелкнула пальцами Лилия. – Я точно помню, потому что кто-то из наших нажаловался на нее в деканат, мол, ее истории слишком откровенны и ставят в неловкое положение… некоторых.
– Это мог быть только Вальцев.
Нужно было сказать это раньше. Горячая ладонь обиженно сползла с его бедра, и Роберт быстро запахнул куртку.
Давно погасшие сигареты синхронно упокоились на дне урны. Лилия достала из сумочки ключ от машины, покрутила его в руках, проводила взглядом тщедушную собачонку, ведомую девочкой лет десяти.
– Роберт, скажи… – Он покорно остался рядом в надежде, что порыв ветра отгонит в сторону медовый, злой аромат ее духов, но ветер не пришел. – Ты доволен тем, что делаешь?
Роберт беспокойно покосился на грязные манжеты и постарался прикрыть их, сложив руки на груди. Мысленно посмотрел на себя откуда-то сверху и мысленно же пожал плечами. Если в чем его и можно было заподозрить, так это в тотальном погружении в работу, пренебрежению ко всему сиюминутному, отказе от внешнего в пользу внутреннего, но никак не в нищете, нет, бедняком он не выглядел: куртка как куртка, джинсы как джинсы – значимость того и другого одинаково меркла в сравнении с вечностью, которая ждала его впереди (во всяком случае, самому ему хотелось на это надеяться).
