– Откуда ты знаешь? – прошептал он чуть слышно.
– Просто вижусь с нашими бывшими общими друзьями чуть чаще, чем ты.
– Ясно.
Он беспомощно взмахнул руками и присел на стул. Вино показалось скисшим.
– Ну и зачем тебе все это? – Сочувственный взгляд гипсовой Афродиты будто намекал на бессмысленность вопроса. – Зачем тебе я?
– Мне нужен человек, который знает свое дело и который меня не предаст.
Она приблизилась и, балансируя бокалом, опустилась перед ним на колени. Внутренний голос по-гоголевски шепнул: «Не смотри!», и Роберт поспешно уткнулся взглядом в круглый мысок ее балетки.
– Ты ведь не предашь меня, Роберт?..
А он все молчал и смотрел мимо. Молчал, даже когда она подалась вперед и положила кудрявую голову ему на коленку.
– Ты совсем другой.
– Было бы странно, если б в тридцать я по-прежнему подводил глаза черным, не находишь?
– Дело не в этом. Ты… Что? Что такое? – заволновалась она, вскинув голову, и проследила за направлением его взгляда.
– Нет! Да ладно, нет!
Он вскочил и стремительно пересек комнату, чтобы замереть возле дальней стены, не видимой из-под картин, вот только привлекла его вовсе не одна из них.
– Лилия-Лилия… – произнес он, покачиваясь из стороны в сторону, словно от перемены угла зрения изображение могло измениться. Но оно, разумеется, не менялось, а она пробормотала что-то вроде: «Так вот чего тебе не хватало», впрочем, он все равно не услышал. – Лилия, это уже слишком.
– Что и требовалось доказать! – весело крикнула она в его спину. – Раньше ты готов был заплатить за то, чтобы твой портрет украшал заведение вроде этого! Причем, в полный рост!
– Я уважаемый человек, художник, ты пойми, у меня госзаказы… А что, если кто-то узнает?..
В молчании, которое показалось ему бесконечным, она подошла, по-прежнему неразлучная с бокалом, встала рядом в точно такой же позе – чуть отставив ногу, со сложенными на груди руками, – и подарила стене улыбку.
– Узнает твои обтянутые черной лайкрой коленки десятилетней давности? Ты шутишь?
– Не понимаю, зачем ты вообще…
– Потому что это отличный кадр, – обронила она и вдруг сцепила пальцы, и набросила ему на шею петлю своих рук. Мед брызнул в лицо, как кровь из лопнувшего капилляра, Роберт почти задохнулся, он не дышал им, он его ел. – Покажи мне… – Ее язык упорно искал лазейку, но он не мог заставить себя ни что-то почувствовать, ни хотя бы притвориться. – Я хочу увидеть того прежнего Роберта. Ты ведь ничего с ним не сделал?
– Сама же сказала… – Он с усилием разжал ее руки и продолжил держать за запястья, чтобы она не вздумала повторить попытку. Так они оставались и близко, и спасительно далеко. – Я – другой. И этот другой тебя не хочет.
Волосы скрыли половину ее лица, единственный видимый глаз страдал. Если бы сейчас Роберт легонько толкнул ее в грудь, она, наверное, упала бы, не сгибая коленей, плашмя, будто огромная кукла – он вдруг отчетливо это представил и дернул уголком губ, подавляя усмешку. Чего-то не хватало. Он беспокойно осмотрелся по сторонам, но ничего подходящего не нашел и, опустив взгляд, стянул с шеи клетчатый шарф-кашне.
– Пожалуйста, не шевелись…
Ткань легла ей на глаза, несколько прядей затянуло в узел на затылке, и она шикнула от боли, но он успокоил ее поглаживанием по спине. Длинные концы обвились вокруг шеи – хватило на два обхвата, может быть, слегка перетянул, но дышала она ровно, хотя сквозь слой пудры уже проступал приятный глазу оттенок бургундского.
