— Это ты скрываешь, Хейд? Оружие, лошади, кутежи, пытки… ты так хочешь, чтобы в это поверили. Со мной ты другая — но ведь это лишь новая маска. Первый раз за год ты была со мной настоящей. И теперь пришла извиниться за это, — Норен усмехнулся. — Энтари, ты видела уже слишком много настоящего меня, чтобы сожалеть о двух минутах честности.
Велена открыла глаза, но взгляд её смотрел мимо крылатого.
— Настоящая Велена Хейд… — она усмехнулась в ответ. — Думаешь, я сама с ней знакома? Она не заходила ко мне уже так давно. Я могла бы быть любой — кого ожидают увидеть императрица, император, патриции, крылатые… люди так просты. Достаточно посмотреть на мужчину пару минут — и ты увидишь, каков его идеал. С женщинами ещё проще — у них идеал один на всех. Железная воля и твёрдая рука. О чём бы они не мечтали, все они, в конечном счёте, преклоняют колено перед патрицианой Хейд. Ты знаешь, каков дар нашего дома? Самые простые из его проявлений.
Норен кивнул.
— Дар Плутона — аура смерти.
— Хейд не может быть мягким. Хейд не может быть уступчивым. Есть Цианы или Гельвеции — их путь переговоры и лобызания. Но если бы я и хотела, я не могла бы быть такой. Я - Хейд. И какой бы ни была эта незнакомая мне Велена Хейд, она должна быть под стать своей силе — или умереть.
Велена опустила взгляд на Норена. Тот смотрел на неё в упор и внимательно слушал.
— Велена Хейд любила мужчин — это правда. Вряд ли есть хоть один красивый и богатый аристократ в Риме, который не побывал в постели Велены Хейд, — патрициана прикрыла глаза, погружаясь в воспоминания. — Все они стали пресными. Вначале каждый был как цветок, не похожий на других. Под конец — как увядший лист осенью, один из многих. Женщины. Об этом не говорят, но, когда мужчины кончились, пришла пора девушек. В основном молодые развратные аристократки. Иногда красивые продажные шлюхи, — она открыла глаза и посмотрела на убийцу в упор, — никогда и никто — против воли. И только раз — мужчина, которого можно было бы любить. Только раз — до тебя.
Велена снова закрыла глаза и продолжала.
— Теперь — лошади. Это ложь. Дань моде. Что ещё? Оружие…
— Это правда, — сказал Норен за неё.
Велена открыла глаза и удивлённо посмотрела на него.
— Да, — она усмехнулась, — это правда.
— Я видел тебя в твоей оружейной, — ответил Норен на невысказанный вопрос. — Не надо обладать проницательностью Лемеры, чтобы заметить, что ты становишься похожей на ребёнка в песочнице. Ты была такой счастливой, когда помогала мне выбирать снаряжение. Счастливой… и одинокой.
Велена отвела взгляд.
— А собаки? — спросил Норен, заметив неловкость.
— Собаки — работа. Я разбираюсь в них, как и в политике — потому что не имею права не разбираться. Но вот в чём правда, — она помедлила, не решаясь заговорить. Потом всё же продолжила, — мне понравилась живопись крылатых.
Норен усмехнулся.
— У вас нет настоящих образцов.
Велена кивнула.
— Я это поняла. Помнишь, в Храме Знаний мы разделились…
Норен не заметил, как улыбнулся, и глаза его заблестели. Зато это заметила Велена.
— Я так жалела, что тебя не было со мной…
Теперь Норен отвёл взгляд. Он опустил лицо в пропитавшиеся морской солью брызги шёлка на груди энтари.
— Ты почти не знала меня, — сказал он.
Велена подняла руку и, обхватив его за талию, притянула ещё ближе к себе.
— Я и сейчас знаю немногим больше… — сказала она и опустила лицо в растрепавшиеся после сна волосы крылатого. — Но я знаю, — сказала она то, что пришло ей в голову внезапно, — что люблю этот запах лимона. И эти глаза — голубые, когда ты честен, чёрные как тучи, когда ты скрываешь ярость. Ты так мало говоришь, что я научилась читать твои мысли по этим едва заметным переменам. И признайся, неплохо научилась?
