В некоторые моменты он вдруг задумывался о своём земном доме, о родителях, жалел их за то, что те сейчас волнуются, поднимают на ноги милицию и знакомых. Наверно их с Пашкой будут искать с собаками, расклеят по всему городу объявления с фотографиями, будут долго расспрашивать знакомых и одноклассников, найдут следы в старом дворе но никому и в голову не придёт то, что с ними приключилось на самом деле. Будут, конечно, рыдать. А потом их забудут. Забудут?! Да нет, как это? Разве он сам может потерять память о своих близких?
Обойдя пещеру, мальчики вышли на общую кухню и неплохо перекусили. Тёплые мясные комочки, напоминающие земные котлеты, с гороховыми лепёшками, невероятно вкусные после вчерашнего голодного дня. Потом им стало стыдно за своё безделье, и они приносили воду из ручья, раздували огонь в очаге специальными мехами, полоскали стиравшиеся шкуры, носили тяжелые корзины и бегали, играя, с малышами, которые веселились и вели себя также, как обычные земные дети.
И тут Мишка сделал то, о чём потом долго раздумывал. Он, конечно, знал, точнее, «вспомнил» местные игры, но все они показались скучными, а земное просачивалось из его мозга и он решил устроить игру в мяч, которого просто не нашел в пещере. Были всякие куклы, костяные маленькие мечи, маски, а вот мяча – не было. Да и слова такого у иритов не нашлось.
Выпросив у одной из женщин куски ненужной шкуры, они с Пашкой набили ее какими-то огрызками и обрывками, закрепили жилистой ниткой, тоже выпрошенной напрокат, а дырки Мишка прожег раскалённым камушком. Часто видел как это дома делал отец – протыкал кожу простым гвоздиком, вставленным в палочку, разогретым докрасна над газовой плитой, но так как гвоздя под рукой не нашлось, пришлось применить камушки. Получился почти круглый, наполовину набитый мешок, подобие мяча.
Пашка мгновенно понял всё и помогал, как мог, кроил, зашивал, протыкал, а потом они вдвоем начали футболить тяжелыми копытами, хотя местные ноги не очень-то их слушались. В это радостное веселье включились мелкие пацанята, на общую радость подходили смотреть мамаши, получился замечательный шум и гам, такой, что все они даже не заметили, как пролетел остаток дня и вернулись взрослые.
Вернулись они тихо, уставшие, с тяжелыми наполненными корзинами, и на детские причудливые, непривычные прыжки в погоне за кожаным мешком посмотрели сурово и молча, как будто встретили нечто чрезвычайное и невероятное. Пауза начала разряжаться тем, что дети, видя родителей, бросались к ним и постепенно игра закончилась.
Точка была поставлена, когда мяч, метнувшись в последний раз, попал в руки вождя, который с удивлением и осторожностью взял непонятную вещь и достаточно долго осматривал незнакомую конструкцию.
Мишка только теперь увидел своих «родителей», таких же запыленных, вымотанных, с корзинами на плечах, стоящих в толпе взрослых как-то отчуждённо и не спешивших обнимать своё чадо. «Что-то не так?» – подумал он- «может, они увидели, что мы – не такие, как были раньше?»
– Кто это сделал?
Вопрос вождя был так неожиданно холоден, что мальчики оба сразу почувствовали себя как на уроке, которого они не выучили и которого не было в расписании. Вождь передал «мяч» суровому худому старику, и Мишка знал, кто это. Шаман, ведун, знахарь, пастырь, священник, всё в одном теле. Он был не правой рукой вождя, скорее, частью его, может быть, даже головой. Его мнение было порою суровее, чем мнение самого вождя и всё Мишкино существо боялось его как колдунов из легенды о старом замке. Но надо было отвечать.
