В городе и в империи была великая радость по случаю этого события. […]
На шестой день происходили крестины моего сына. Он уже едва было не умер от молочницы; я должна была украдкою наведываться об его здоровье; ибо просто послать спросить значило бы усомниться в попечениях императрицы и могло быть очень дурно принято. Она его поместила у себя в комнате и прибегала к нему на каждый крик его; излишними заботами его буквально душили. Он лежал в чрезвычайно жаркой комнате, в фланелевых пеленках, в кроватке, обитой мехом черных лисиц; его покрывали одеялом из атласного пике на вате, а сверх этого еще одеялом из розового бархата, подбитого мехом черных лисиц. После я сама много раз видала его таким образом укутанного; пот тек у него с лица и по всему телу, вследствие чего, когда он вырос, то простужался и заболевал от малейшего ветра. Кроме того, к нему приставили множество бестолковых старух и мамушек, которые своим излишним и неуместным усердием причинили ему несравненно больше физического и нравственного зла, нежели добра.
Манифест о рождении великого князя Павла Петровича 7 октября 1754 г.:
Объявляем во всенародное известие. Всемогущему Господу Богу благодарение, наша вселюбезнейшая племянница ее императорское высочество великая княгиня Екатерина Алексеевна от имевшего бремени благополучно разрешение получила, и даровал Бог их императорским высочествам первородного сына, а нам внука Павла Петровича, что учинилось минувшего сентября в 20-й день. Того для мы всемилостивейше повелеваем оного вселюбезнейшего нашего внука во всех делах государства нашего, по приличеству до сего касающихся, писать его императорское высочество великий князь Павел Петрович; и о сем всевысочайшем определении публиковать во всем нашем государстве, дабы везде по сему исполняемо было неотменно; о чем сим и публикуется.
Елизавета
Из «Записок» наставника цесаревича Семена Андреевича Порошина:
1754 года, сентября 20-го дня, пред полуднем в 10-м часу, Всемогущая Божия благодать обрадовала ее императорское величество, нашу всемилостивейшую государыню и всю здешнюю империю младым великим князем, которым Всевышний супружество их императорских высочеств благословил и которому наречено имя Павел.
Сия всеобщая радость объявлена была того же дня двести одним пушечным выстрелом с обеих здешних крепостей…[2]
На другой день поутру отправляемо было всем духовенством торжественное благодарное молебствие.
25-го числа сего месяца действительно совершилось крещение высокоупомянутого новорожденного великого князя. […]
Потом следовало пение: Тебя, Бога, хвалим, и в то же время производилась с здешних одних крепостей пушечная пальба тремястами одним выстрелом и при всех церквах был колокольный звон.
Из переписки государственного канцлера Михаила Илларионовича Воронцова:
Бывший… император от народа ненавидим был.
Из памфлета историка и публициста Михаила Михайловича Щербатова «О повреждении нравов в России»:
Взошедши сей государь на всероссийский престол без основательного разума и без знания во всяких делах, восхотел поднять вольным обхождением воинский чин. Все офицеры его голстинские, которых он малый корпус имел, и офицеры гвардии часто имели честь быть при его столе, куда всегда и дамы приглашались. Какие сии были столы? Тут вздорные разговоры с неумеренным питием были смешаны, тут после стола поставленный пунш и положенные трубки, продолжение пьянства и дым от курения табаку представляли более какой-то трактир, нежели дом государский; коротко одетый и громко кричащий офицер выигрывал над прямо знающим свою должность. Похвала прусскому королю, тогда токмо переставшему быть нашим неприятелем, и унижение храбрости российских войск составляли достоинство приобрести любление государево.
