– Так открыто же, оказывается! – воскликнула она. – Значит, Валентина Дмитриевна дома. Может, в глубь участка зашла и не слышит. – Вика осторожно шагнула во двор и стала оглядываться по сторонам. – Валентина Дмитриевна, вы где?
Маша пошла своей дорогой, а Ольга Арнольдовна зашла вслед за Викой. Председательницы нигде не наблюдалась, и они подошли ближе к дому. Входная дверь была открыта нараспашку, открывая взору две пары калош и выходные ботиночки Валентины Дмитриевны.
– Странно, судя по всему она дома, вон и обувь на месте. Почему не выходит тогда? Спит что ли? – Вика растерянно поднималась на крылечко. – Валентина Дмитриевна, вы дома?
– Пойдем отсюда, – внезапно засобиралась нахмурившаяся Ольга Арнольдовна. – Может она забыла запереть, а мы с тобой тут ходим без хозяйки. К тому же женщина она резкая, накричит и вывернет наизнанку любое безобидное действие.
– А вдруг ей плохо стало? Давайте уж проверим, раз пришли, – возразила Вика. – Мы же вдвоем здесь и ничего противозаконного не делаем.
Вика прошла внутрь, и Ольге Арнольдовне пришлось снова зайти следом за ней. После яркого уличного света разглядеть что-то в полумраке было сложно. Домик был отстроен по старинке: передняя часть пятистенка отводилась под кухоньку с небольшим оконцем, выходящим в сад, а вторая его часть исполняла роль гостиной и спальни одновременно.
– Смотрите, у нее, оказывается, печь русская есть, – отчего-то шепотом сообщила Вика и сделала еще несколько шагов вглубь передней.
Ольга Арнольдовна не ответила, оставаясь на пороге и держа приоткрытой дверь, как бы давая возможность случайным прохожим убедиться в том, что они не с дурными намерениями вошли в чужой дом в отсутствие хозяев. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и Вика разглядела скромную обстановку. У окна стоял покрытый цветастой клеенкой столик для приготовления пищи, рядом стоял старинный дубовый комод с посудой. В закутке за печкой поместилась газовая плита и мойка. На стене висели старые выцветающие фотографии да дешевые пластиковые часы, которые грустно тикали в тишине.
Отчего-то становилось жутко, и Вика обернулась к стоящей у порога Ольге Арнольдовне, ища поддержки и одобрения. Та лишь молча покачала головой, безмолвно выражая свое неодобрение, тем не менее, не оставляя Вику одну в этом сомнительном мероприятии.
– Здесь ее нет, – снова шепотом сказала Вика. – Я загляну в спальню, и пойдем отсюда, – она осторожно потянула за ручку и медленно открыла дверь, ведущую во вторую комнату.
Спальня была гораздо светлее передней за счет больших окон, выходящих на две стороны и открытых сейчас нараспашку. У стены стояла кровать, застеленная стеганым одеялом; уложенные поверх него две перьевые подушки были накрыты вышитой крючком накидушкой, а стену украшал плюшевый ковер, изображавший насторожившегося рогатого оленя в густой непролазной чащобе. Рядом с кроватью стоял коричневый лакированный шифоньер советских времен. К дальнему от входа углу, между окон, был приставлен большой квадратный стол, щедро накрытый к чаепитию: розетки с вареньем, вазочки с конфетами, тарелочки с выпечкой и прочей снедью.
Валентина Дмитриевна сидела, облокотившись на спинку стула, и, не мигая, с упреком смотрела на вошедшую. Вика растерялась и отвела взгляд, ей стало неудобно за свое вторжение, когда человек просто решил отдохнуть и попить чаю.
– Вы извините, пожалуйста, – робко начала оправдываться Вика, – мы вам звонили и стучали, никто не вышел, а дверь оказалась открытой.
