Я хотела – язык трепетал.
И горели желанием очи,
Но потом передумала, вот!
Так скажу я тебе, между прочим,
Кто последнее слово даёт?!
Ты хотел бы, чтоб я умоляла
Или в чём-то винилась? Уволь!
…Ах, как щёки горят мои ало,
Ах, какая в груди моей боль…
Стыло-холодно, жизнеморозно.
Кто-то сможет меня оберечь?
Небеса, скаля зубы, мне: «Поздно!
Обогреет тебя только смерть!»
Руки в крест, заслоняю сердечко:
Неминучую не подпущу!
За меня кто б замолвил словечко
Перед Господом! Путь свой ищу.
Предо мною четыре дороги:
Отыщу ли я правильный путь?
Уложусь ли в земные я сроки
Или раньше придётся свернуть?
Золотые приспели закаты,
Да судьба заковала их в лёд:
«Виновата, сама виновата!» —
Мне вердикт однозначный даёт.
Жизнь моя – ледяная пустыня;
Перейду я её или нет?
Изнуряющий запах полыни
Да в снегу затерявшийся след.
Нынче, путь свой нелёгкий итожа,
Не хочу я ни словом соврать:
Тяжелы твои камни, мой Боже,
Да приспела пора собирать.
Безбашенно влетевшая в роман,
Чего скрывать, теперь кусаю локти!
Ударил больно чёрный твой обман;
Как мог так слепо, ну вот как так смог ты?!
Теперь апрель… И пьёт весну ольха
По чуточку, по малому глоточку…
Эх, если бы была я без греха,
Росу клевала птичкой бы с листочка,
Или, раскинув белые крыла,
В обнимку с ветром над землёй летела.
А я почти такою и была —
Безвинны были и душа, и тело.
Потом вот этот (Бог ты мой!) роман,
Когда смешались действа, даты, лица…
Внимала сердцем слов твоих дурман
Я, белая нестреляная птица…
И в результате белые крыла
Мои пылятся на крючке в прихожей.
А как светло была я влюблена!
И мне казалось, ты немножко тоже…
Пронизывает холод до костей —
Меж нас такая лютая остуда.
Молчишь как умер, нету новостей…
Но крылья не сжигаю я покуда.
Ты пел и пел, почти как соловей,
Слегка фальшивя, искренне и мило.
Хотелось верить в мёд твоих речей —
Сама весна к тому благоволила.
И я пошла в объятия твои,
От слов шальных немножечко хмельная.
В черешнях томно пели соловьи,
Но лишь тебя я слышала, смешная.
Напев мне сладких песен про любовь,
С припухших губ срывал ты поцелуи.
В виски стучала полудико кровь,
И пели ночи нежно «Аллилуйя».
Доверилась, как девочка, тебе,
Фальшивых нот в руладах не услышав.
А ты прошёлся вихрем по судьбе,
Кантатой звёздной простучал по крыше
И растворился в бледных всплесках лун:
Ни песен, ни ответа, ни привета!
Сам о себе ты говорил «шалун»,
И, знаешь, раньше нравилось мне это.
Но отошла, хоть ты вернулся вновь,
Я от любви как будто от наркоза.
Я разлюбила пенье соловьёв —
Такая вот со мной метаморфоза!
…И правильно, конечно, говорят:
Не сотвори вовек себе кумира!..
Октябрь. Начало. Журавли летят
На неродную половину мира.
Что было – разлетелось в пух и прах.
А как же я тебя боготворила!
Печаль распята на семи ветрах,
И жизнь такую кашу заварила!
Почти невнятен звёздный разговор,
Исчеркано крылами больно небо.
Ты сухо смотришь на меня в упор
И не скрываешь торжества потребу.
Но для меня ты больше не кумир:
Не торжествуй, душа моя спокойна!
Точней, тобою выжжена до дыр,
Настолько вёл себя ты недостойно.
Сегодня всё, как есть, я говорю:
Молчит моя восторженная лира,
И журавли идут по октябрю
На неродную половину мира.
А дальше будет вечная зима…
Встала, отряхнулась и пошла
С оправданьем: «Я, мол, полигамен»,
Сея семя смуты и беды,
Грязными прошёлся сапогами,
Оставляя на душе следы.
Да, я задохнулась от обиды,
Да, споткнулась, да, упала ниц!
