– Пора вставать. Приготовится к приему пищи,– прием пищи /завтрак/ начинался в 9.00 и коллектив вполне успевал к нему приготовиться. Распорядок дня в роте Хиви был щадящим, разумеется по причине самой, что нинаесть гуманной. Командование понимало, что ослабленные организмы Хиви, следует беречь. А чтобы заключенные, соседствующего с казармой лагеря, видели и понимали эту заботу, на крыше казармы огромными буквами разместили соответствующее разъяснение.– ИХ КОРМИТ ФЮРЕР.– Ее мог прочесть любой, даже самый слабовидящий военнопленный. А вот над пищеблоком концлагерным, разместили другую наглядную агитацию, в виде плаката на фанерном щите. Надпись, выполненная коряво и небрежно, гласила. – НАС КОРМИТ СТАЛИН.– Опять же, из самых благих побуждений – чтобы проклятья за скудный рацион, контингент сыпал не на голову Фюрера, а настоящему виновнику этого безобразия, отказавшегося признать бесспорный факт, что у него есть пленные. Заявившему на весь мир, что русские не сдаются и поэтому все кто сдался – просто предатели Родины. А предателей Родина, через Красный крест содержать не собирается. Начальник лагеря – гауптштурмфюрер Лемке – автор и идейный вдохновитель всех этих новшеств, с удовольствием перечитывал эти надписи и частенько повторял их уже совершенно без акцента.
– Так бегите, бегите уважаемый, Илья Самуилович. По моему мнению, вы уже совершенно окрепли для этого,– раскланивался церемонно Федор Эммануилович.– Можете прямо сейчас совершить сей подвиг.
– Я сбегу, при первой же возможности. Как только нас выпустят за периметр лагеря. Все здесь об этом мечтают, кроме тебя. Предатель,– Илья Самуилович почти выговорился и заикание у него прошло, вместе с волнением.
– Я пока никого не предал. Как и все здесь присутствующие. А ведь мог бы, уважаемый, Илья Самуилович. Вы ведь еврей по национальности?– напоминал Лопате Козаков о всем известном факте.
– Только наполовину. Папа еврей, а мама у меня чистокровная русская женщина. Деревенская, посконно-сермяжная баба, к твоему сведению. А вот ты, Федька, на сто процентов еврей. Так что чья бы корова тут мычала. Он еще никого не предал. Гад ты, Федька.
На этой фразе обычно конфликт заканчивался, всего с несколькими вариациями, в которых Казаков напоминал Лопате, что он состоял совсем недавно комсгруппоргом батальона, а тот в ответ, что он парторгом того же батальона. Все эти разговоры так успели всем приесться, что когда в очередной раз Лопата, обозвал Казакова предателем, а тот в ответ промолчал, то никто особенно и не почесался, занимаясь каждый своим делом. Рядовой Иванов /один из братьев/ растянул тальянку и, как обычно, сыграл плясовую. Остальные расползлись по своим лежбищам.
Образцово-показательная рота Хиви, маялась от безделья, так как кроме строевой подготовки и политинформаций бесконечных ничем не занималась в течение дня.
– С тоски сдохнуть можно,– жаловались хиви друг другу, мечтая разбежаться. И когда, по истечении месяца, их построили перед крыльцом казармы и перед ротой появился комендант, то она затаила дыхание, поняв, что время карантинное закончилось.
– Хватит кушать хлеб даром,– сообщил им Лемке через переводчика. И роту, погрузив на три грузовика, отправили на железнодорожную станцию. Там пересадили в вагоны и только тогда объявили, что едет рота в Европу.
– Повезло вам, ребятишки, цивилизацию увидите,– прокомментировал Казаков и ему, как обычно, возразил Лопата.
