– Да конечно! – рассмеялся я. – Муж живет и передает всем приветы, а она считает его погибшим! Так может, ему прийти? Дескать, здрасьте, я пять лет лазил по горам, а теперь вот решил вернуться.
– Пусть он лучше будет в горах, – говорит Галя. – Зато у него творческая активность, он пишет, поет…
– Галя! – а я не могу поверить, что она несет этот бред! – Как ты можешь?
– Валера, – она достала какие-то рисунки. – Посмотри, как я красиво нарисовала.
– Ты что, вообще что ли? – а я будто очнулся!
– Вот здесь я изобразила деревенский дом, – говорит Галя, показывая мне какую-то мазню. – Я еще думала, может окутать его предвечерней дымкой, такой сизовато-розоватой, тянущейся, как густая патока, а потом подумала, что лучше предрассветный туман, такой…
– Галя, – перебиваю я, – как ты могла?
– Все-таки я думаю, лучше туман, чем дымка, – она посмотрела на меня. – Туман это как бы начало нового дня, предвкушение, а дымка это уже вечер, это вхождение в ночь, в завершение…
– Завершение… – медленно повторил я.
– Иди, Валера, – говорит Галя. – Иди и скажи маме, что папа живой. Давай!
Я поднялся с кровати, а мне вообще нехорошо!
– У меня все готово, – услышал я голос Галиной мамаши. – Чай с травами, с сушеными ягодами… Варенье малиновое, мед с пасеки настоящий, липовый…
Пришел я к мамаше на кухню, сел на стул. А она чай по чашкам наливает, смеется, ямочку мне показывает.
– Маргарита Петровна, – говорю я, – вы присядьте.
– Валерочка, – улыбается она, – я так счастлива, что в этом мире есть ты. Есть этот день, в который мы смогли как-то сблизиться, немножко узнать друг друга, а я так переживала, попробуй варенье, – она протянула мне чайную ложку.
– Я должен вам сказать… – начал я.
– Ты насчет Галочки? – шепотом заговорила мамаша. – Она хорошая девочка, много читает, а как великолепно рисует. Я сама удивляюсь! И ведь она эти картины написала сидя дома, даже не вышла в лес.
– Я хотел вам сказать, – снова начал я.
– А когда ей было лет восемь, – говорит мамаша, – она смешала все краски, абсолютно все! И как ты думаешь, какой получился цвет?
– Синий?
– Нет, Валера! – мамаша перекинула полотенце с одного плеча на другое.
– Зеленый?
– Нет!
– Красный?
– Черный, Валера! Так она плакала, а потом поняла, что надо смешивать по две краски, ну может по три, давай я тебе еще налью чая, – она подлила мне из чайника кипятка. – Варенье изумительное, и ведь я подумала, что наша жизнь, это тоже краски. Что смешаешь, то и получится.
– Наверное…
– Галочка, иди чай пить, – позвала она Галю. – И ведь добавишь черный, всё сразу же станет черным. Сразу же!
– Я пойду, – сказал я, глядя на часы. – Уже поздно…
– Хорошо, что ты к нам пришел, – она посмотрела на меня своими синими глазами. – Галочка, иди, попрощайся с Валерой.… Не пойму чем она там занимается?
Тут Галя прибегает, руки в краске, лицо в разводах.
– Валерочка, – мамаша протянула мне коробку с кольцами. – Или пусть пока полежат у меня?
– Пусть, – говорю я, а мне тяжело, да я не могу!
Вышел я на улицу, и что мне делать?
