Перед грозой так пахнут розы - страница 5



Знатно мы тогда друг другу наваляли. Это была первая кровь, пролитая мной на национальной почве. Но в детстве обиды забываются быстро, и через три дня, когда ещё не зажили синяки, мы с Тарасом уже играли в футбол за одну команду.


* * *


По идее, детство на окраине провинциального городка в трудные 90-е должно было меня закалить и сделать пробивным.

Но я был, хоть и способным, но ленивым.

И, окончив школу твёрдым хорошистом, не стал пытаться поступать в институты Киева и Харькова, а выбрал находящийся под боком институт, где ранее учились родители.

А после его окончания также пошёл по пути наименьшего сопротивления – работать на ближайшее производственное предприятие.

Тем более что мой дед – не кто иной, как двоюродный племянник директора завода Александра Сергеевича Бешлыка, один список регалий которого потянет на пару страниц 12-м шрифтом.

В те годы завод возглавлял Будальянц, начинавший при Александре Сергеиче простым слесарем, так что я, можно сказать, был там блатным.

И всё-таки, даже всесильный Николай Абрамыч не мог сразу устроить вчерашнего студента на престижную непыльную должность. Точнее, не хотел. Руководитель советской закалки был категорически против того, чтобы плодить синекуры. А ещё в отдел информационных технологий был нужен специалист обязательно на постоянной основе, а я мог устроиться только временно – по окончании института про меня вспомнили украинские вооружённые силы.

Так что, пять месяцев пришлось повкалывать простым электриком.

Как заметил мой напарник Санька Седов, признанный острослов и большой любитель фильма «Кин Дза Дза»:

– Ты хотел, чтобы перед тобой сразу «Ку» делали? Цапу покрути, чатланин ты наш!

И я крутил всё, что потребует мастер. Где гаечным ключом, где отвёрткой, где шуруповёртом.

А за несколько дней до увольнения в связи с призывом в армию получил производственную травму. Пытаясь лихо перехватить дрель из руки в руку, я случайно нажал кнопку включения, и сверло оставило на второй руке две поперечные борозды.

У меня от природы раны сильно кровоточат и плохо заживают. Хорошо ещё, что дело было на Донбассе с его сухим климатом. При стопроцентной влажности была бы вообще труба.

В общем, в военкомат я пришёл с живописным шрамом на правом предплечье.

И когда его увидел психиатр, на его лице появилась заинтересованность.

– Вены что ли резал? – задал он мне вопрос, оскорбивший меня не на шутку.

– Производственный травматизм. Я что, похож на идиота?? – вспылил я мгновенно.

– Если не цепляешься за законную возможность откосить, то похож, – пошутил доктор со свойственным врачам чёрным юмором.

И направили меня в войска связи ВМФ.

А я и вправду косить особо не хотел.

Да если бы и захотел, взятка за стопроцентную гарантию «белого билета» была неподъёмной, учитывая низкие доходы семьи.

Да и зачем?

Шёл 2003 год. До гражданской войны было, как до Китая пешком. Всё тихо и спокойно. Кучма продолжал по-тихому разворовывать всё, что не успел разворовать Кравчук, и ни с кем не собирался воевать. Так что, я подумал, что лучше прожить один год в казарме, чем пять лет в бегах, и безропотно пошёл топтать плац сапогами. Точнее, флотскими ботинками.

После КМБ в Инкермане я был направлен на захолустную точку в Крымских горах, где процветало ещё большее разгильдяйство, чем в остальной армии самостийной, так что там я почти забыл, как ходить строем.

Мне даже не пришлось особо менять род занятий. И на заводе тянул электрический кабель, и в армии то же самое.