Штат Нью-Йорк. Он доплыл до штата Нью-Йорк.
Скотт улыбается, и эта улыбка полна мальчишеской гордости.
«Черт побери, – думает он. – День будет чудесный».
Какой-то рыбак, глаза которого косят в разные стороны, подвозит их до больницы. Все трое – водитель и оба пассажира – теснятся на потертом сиденье старенького пикапа, скрипящего изношенными амортизаторами. Скотт и мальчик по-прежнему в одном белье, без обуви. У них нет ни денег, ни документов. Оба страшно замерзли. Они почти восемь часов пробыли в воде температурой около шестнадцати градусов. Переохлаждение сделало их вялыми и молчаливыми.
Зато рыбак без умолку болтает по-испански, рассказывая пассажирам что-то об Иисусе Христе. Приемник в машине включен, но из динамика в основном доносится шум помех. Сквозь дыру в проржавевшем полу пикапа в салон со свистом врываются потоки воздуха. Скотт, пытаясь хоть немного согреть мальчика, здоровой рукой растирает ему плечи и спину. Там, на пляже, Скотт на ломаном испанском сказал рыбаку, что это его сын. Это было легче сделать, чем объяснить, как обстоит дело в действительности.
Левой рукой Скотт теперь не в состоянии даже шевельнуть. Всякий раз, когда пикап подпрыгивает на очередном ухабе или проваливается в яму, все его тело пронзает острая, как нож, боль, от которой он время от времени ощущает приступы головокружения и тошноты.
«С тобой все в порядке, – снова и снова мысленно повторяет он. – Ты сделал это». Однако в глубине души Скотт все еще не может поверить, что им с мальчиком удалось спастись.
– Спасибо, – едва слышно произносит он, когда пикап, поднявшись по пандусу, останавливается у приемного покоя Монтокской больницы. Открыв дверь здоровым плечом, он выбирается из машины, чувствуя, что настолько устал, что едва может стоять на ногах. Утренний туман уже исчез, и Скотт с наслаждением подставляет солнечным лучам спину и плечи. Он помогает мальчику спрыгнуть из кабины на асфальт. Вместе они с трудом ковыляют ко входу в больницу.
В приемном покое почти пусто. В углу сидит мужчина средних лет, прижимая к голове пакет со льдом, и с его запястья на покрытый линолеумом пол стекают струйки воды. В другом конце помещения устроилась пожилая супружеская пара. Старики держатся за руки. Женщина время от времени кашляет в скомканный бумажный платок.
В помещении регистратуры, отделенном от приемного покоя стеклом, сидит медсестра. Скотт, прихрамывая, подходит к ней. Мальчик следует за ним.
– Привет, – говорит Скотт.
Сестра окидывает его быстрым взглядом. Судя по надписи на значке, приколотом к ее халату, ее зовут Мелани. Скотт пытается представить, как выглядит со стороны, и понимает, что вид у него по меньшей мере странный.
– Мы попали в авиакатастрофу, – говорит он.
Произнесенные вслух, эти слова звучат дико и неправдоподобно. Медсестра слегка прищуривается.
– Простите, что вы сказали?
– Мы были на борту частного самолета, вылетевшего с Мартас-Вайнъярд. Самолет упал в море и разбился. Думаю, у нас переохлаждение, и еще я не могу двигать левой рукой. Возможно, у меня сломана ключица.
Медсестра все еще не в состоянии осознать смысл слов Скотта.
– Вы имеете в виду, что самолет потерпел катастрофу над морем, то есть рухнул в воду?
– Да. Потом мы долго плыли. Думаю, я проплыл миль десять или пятнадцать. Нам удалось выбраться на берег примерно час назад. Какой-то рыбак привез нас сюда.
