Перед рассветом. Книга-сборник непридуманных историй - страница 3

Преодолевать по несколько метров было непривычно трудно, но зато возвращалось ощущение реальности своего тела и чувство маленькой гордости за свою победу. Так проходили положенные после операции дни для восстановления. На 10-й день приходили результаты биопсии, они были решающими, они сообщали: подтвердилась опухоль доброкачественная или уже онкологическая.

Этот день останется в памяти навсегда: теплый июльский день, наш хирург делает обход и сообщает каждой ее дальнейшую судьбу. С замиранием и радостью слушаешь вожделенные, сказанные пока не тебе, слова «Вы – на выписку, не забудьте забрать больничный лист у старшей сестры».

И когда очередь доходит до меня, услышав тихое: «А Вы остаетесь, продолжим лечение»…

в один момент мир изменился: предметы и люди скрылись в тумане, звуки полностью исчезли.

Я оцепенела. Внутри орал чей-то истошный голос: «Этого не может быть! Это не про меня!»

Но рядом глухим колокольным погребальным набатом звучало едкое слово «онкология»!..

Прожив 10 дней в онкологическом стационаре, охочие до вразумления новеньких, старожилы быстро тебя всему обучат. Так и я уже знала, что «лечение» и означает, что опухоль подтвердила свою смертельную злокачественность.

На улице торжествовало лето, щедро рассыпая свои дары: тепло, листва, гомон птиц. Распахнутое окно, возле которого я лежала, стало импровизированной сценой иного мира. Того, который я могла помнить, но он уже не принадлежал мне.

Я изменилась, и мир для меня не мог быть прежним.

Я искала взглядом, за что зацепиться. На ветке напротив сидел воробей: радостно чирикал и топорщил перышки, судя по всему, прихорашивался.

А мне теперь некуда прихорашиваться… грустная мысль тут же наполнила глаза слезами жалости к себе, а последствия были мне хорошо известны.

Пришлось включать «самоспасение»: искать что-то более позитивное. Вспомнились симоронские практики, начала повторять про себя, как молитву: «Я – та, что сидит на ветке. Я – та ветка, что растет из дерева. Я – то дерево, что зеленеет листвой». Эта игра в каламбур отвлекла и снизила остроту трагизма.

После выхода из ступора у меня начался приступ злости, и я начала метаться в поисках другого онколога, чтобы пересмотрели диагноз.

Мне казалось, что это ошибка! Со мной такого не могло случиться!

Я подняла на ноги все возможные связи, и онколог был найден. Но диагноз не изменился…

Нужно было готовиться к адской процедуре химиотерапии (сознательное отравление организма, чтобы выжечь раковые клетки, но попутно и здоровые).

Благодаря моей способности налаживать контакты, за 10 дней «до дня Х» я перезнакомилась со всеми медсестрами и сумела расположить к себе даже старшую сестру, потому химиотерапию со мной она проводила лично.

Длится это 5—6 часов, в вену тебе вливается до 3 литров всякой гадости, организм сопротивляется и начинается сильнейшая рвота.

Потом месяц ты отдыхаешь, и все повторяется заново.

Таких курсов нужно пройти минимум шесть.

И снова анализ на биопсию, чтобы увидеть динамику, если она есть… В моем случае хватило шести курсов.

Потом шло наблюдение на группе инвалидности.

Щадящий режим жизни и питания, абсолютное исключение волнений.

Словом, перемещение в разряд инвалидов.

Я чувствовала себя вычеркнутой из жизни.

Конечно, огромная поддержка в этот момент была со стороны близких: мужа, сестры Гали с ее мужем, моих детей, мамы.

Теперь я опиралась на их заботу, но в то же время чувствовала себя иждивенцем, ведь до сих пор это я поддерживала всех. Чувство вынужденной беспомощности росло.