– Хорошо. – Ответил полковник – езжайте. – Хотя у самого сдавило сердце…
Ольга чувствовала душевное состояние полковника, поэтому и рвалась в Кабарду, чтобы оторваться от его сердца. Но она боялась не его – она боялась себя. Вдруг полковник предъявит настойчивость и Ольга может потерять голову во вред своей дочери! Не даром говорят: «Если Дьявол хочет наказать человека – он прежде всего лишает его разума.»! Но он, Дьявол, не успел лишить… разума!
И как результат всего – лже-цыганский табор уже добирается до Луганска. Кибитки снаружи выглядели обшарпанными, а внутри – вполне пригодными для жизни, даже с элементами роскоши. В одной из них и похрапывали два малыша – Наташины сыновья…
Ольга и Букрат ехали в отдельной кибитке и оба мечтали: «Может ли им судьба подарить продолжение их не исполненной эпопеи?..»…
А в поместье полковника Дончака, известная нам, Аглая Петровна, проводив Наташу с Ольгой в дальний путь, Радостно одела своё самое красивое платье, на её взгляд, села перед зеркалом и налила себе фужер коньяка… Будет думать…
Глава 6. Одесса – южные ворота России
В какой-то песне есть такие слова: «Ну что ещё сказать вам про Одессу?» Вот мы и рассказываем. —
Кафе второго класса. Мух мало, но каждый едок присматривается к свое еде. Вдрух туда забрела нежелательная гостья. На улице солнце, а в кафе полумрак. Окна на фасадной стене почти закрыты шторами вычурной композиции из текстильной материи. Потому, что кто-то думает, что так красиво, или потому, что так по-одесски! А материя то не простая, а бархат почти серый с едва уловимой краснинкой. Где его берут такой? Но говорят, что свой благородный налёт он приобретает с течением времени… вызревает до своего десятилетнего цвета. Мух на нём не видно. Толи они сливаются с его цветовой гаммой, то ли они на нём не держаться. Нельзя ухватиться лапками. Добавьте кресла с гнутыми спинками, столы покрытые когда-то белыми скатертями, но давно утратившие свой цвет и резвыми бой-мальчиками лет под тридцать, бегающими между столами и выкрикивающими: «Одн минуточку господа!», «Нет, вы это не заказывали!», «Имейте терпения, сейчас принесу!», но всегда с невозмутимой улыбкой.
Заведение средней руки, повесившее бархатные шторы, похоже тянулось в высшую лигу, но его не пускали предательский, хоть и не навязчивый рой мух, застиранные скатерти, и громкие препирательства с клиентами бой-мальчиков.
За ближайшим к нам столикам сидело двое, говорящих так, чтоб было слышно на весь зал. Наверно им так надо! —
– Что вы такое несёте, Михаил Борисович?! Чуть ли не крикнул один из них. – Бред! Вы хотите сказать, что российский магнат отправит свою семью по морю в одной из этих ржавых посудин?! Полно вам! – Разве только он хочет избавиться от жены?! Ну а дети? – явный бред! – Да и жена у него, говорят, в королевы годится! – Нет, никогда не поверю! – И он провёл рукой по голове, как будто там у него была шевелюра, обидно отвернулся и стал изучать публику заведения.
Его визави, мужчина лет сорока пяти, дороговато, но очень безвкусно одетый, однако с красиво повязанным галстуком, и с роскошной копной рыжих волос, глотнул очередной глоток пива, взял кусочек вяленой кефали, уже хотел засунуть её в рот, но… остановился. Он улыбнулся презрительной полуулыбкой с прищуренными проницательными глазами, прошивая собеседника насквозь!
Улыбка выражала не только отрицание, но и явное превосходство! В данном случае – превосходство шевелюры над лысиной. Даже мелкое помахивание не засунутым в рот кусочком кефали, говорило о том, что он хоть на пол ступеньки, но выше собеседника. – Ясно! – У газеты, которой он служил тираж был больше на 200 – 300 экземпляров. И он хоть и вяло, но с превосходством убедительно сказал.
