Судя по всему, по своей энергетике хоомей больше всего связан с элементом «воздух», вот почему его психотерапевтический и биоэнергетический эффект наиболее ярко проявляется при лечении нервно-психических заболеваний, в тибетской медицине классифицируемых как болезни типа «ветра». По поскольку все музыкальные инструменты в принципе носят резонансный характер, и, кроме того, при исполнении хоомея может использоваться хомус (резонансный), бубен (ударный), игил-эгил и другие струнные инструменты, да и во время самого обертонного пения происходит постоянный перепад частот, то можно сказать, что хоомеист работает со всеми «стихиями», чем и обусловлена его универсальность и эффектность как средства медитации. Этой особенностью хоомей обусловлена, по-видимому, и его эффективность в вызывании различных медитативных состояний и в концентрации как индивидуальной, так и коллективной харизмы.
При этом аккумуляция необходимых харизматических свойств на уровне всего этносоциального коллектива и особенно – на имперском уровне была прежде всего связана с культом Курбусту-Хормуста-Ахурамазда. Как отмечает В. Н. Топоров, харизма – интуитивная мудрость как особенность (видимо, основная) главного иранского бога объясняется не только известной установкой на рационализм и мифопоэтический «логицизм» иранского и древнетюркской традиции, но и предысторией его образа. В архаичной традиции «мудрость» нередко понималась как некий дар (ср. Дарий; Тара) – и духовный, и сугубо материальный, с помощью которого достигается процветание, успех, удача, независимо от того, идет ли речь об обретении высших духовных ценностей или богатства, скота, потомства (к секс. аспекту ср. слав «тестикулы»). С помощью медитации совершается медитация противоположных качеств – материального (отрицательное, грешное) и духовно-морального (В. Н. Топоров. «Мифы…», с. 88).
В этнической истории Евразии, Центральной Азии и сопредельных субрегионов (Южная Сибирь, Дальний Восток) можно наблюдать тенденцию постепенной или сравнительной быстрой, иногда «внезапной», трансформации или полной замены терминов, обозначающих этническую и политическую общность на политонимы и наоборот.
Характерный пример трансформации первого типа – превращение политонима «монголо-татары», обозначающего военно-политические объединения разных этнических общностей монгольского и тюркского происхождения в этнонимы «монголы» и «татары», которые обозначают различные этносы.
Яркий пример эволюции второго типа – перенос названия Кыргызского каганата на современных кыргызов, представляющих собой только одно из этнических ответвлений, создавших древнехакасское государство, тогда как другое современное подразделение, проживающее на исторической родине древних кыргызов (среднее течение Енисея), сохранило наименование «хакасы». Наряду со сказанными выше в исторической памяти последнего этноса сохранились и другие самоназвания, отражающие различные этапы его этно- и культурогенеза и обозначающие этно-культурные общности разного уровня: хоорай, хонгорай, хаас, сагай и т. д.
Этнические политонимы «табангут» и «сонгол» постепенно превратились в наименования соответствующих бурятских родоплеменных подразделений. А сам современный политоним «Бурятия», по одной из версий, восходит к названию одного из этнических подразделений – «бурут», которое, в свою очередь, генетически связано с тотемным предком многих тюркских и монгольских народов – «буре» (волк; б\р [– тув). Однако, существует и другая версия, что этноним «бурят» произошел от названия «авар» с древнеевразийской корневой основой «бар».
