– Извини. – Ральф снова уставился вперед. – О чем мы говорили? Ах да! Значит, она могла выйти замуж?
– Ральф, дорогой, ты пойми, я не имею в виду никого конкретного, честное слово… Просто если бы она хотела семейной жизни, если бы такова была ее цель, она вышла бы замуж, поверь. Но замужество подразумевает некие обязанности и навыки. Надо учиться хотя бы яйца варить. А это Эмме совершенно неинтересно.
– Что-то я не наблюдал вереницу женихов у ее двери. – Ральф медленно тронулся и аккуратно провел машину мимо фермерского грузовика, который, похоже, застрял. – Эмма ведь не красотка, сама знаешь.
– Феликсу она нравилась.
– Феликс был человеком привычки.
– Как и большинство мужчин.
Ральф не ответил. Он горячо любил свою сестру, и никто не заподозрил бы его в жестокости к ней. Милая Эмма, такая добрая, умная – и одинокая. Почему-то сразу приходила в голову грустная картина – женщина на берегу реки, а мимо проплывает сверкающий огнями корабль, на котором в разгаре вечеринка… Все разговоры о том, что она манипулировала Феликсом, дергала за веревочки, была кукловодом, лично ему казались лишенными всяких оснований. С другой стороны, подумал Ральф, ему ли судить? Что он знает об их отношениях?
Поездка заняла полчаса – по проселкам и проулкам, мимо покосившихся строений из красного кирпича и обветшалых коттеджей, все достояние хозяев которых словно сводилось к наличию почтового ящика; мимо полей, привольно раскинувшихся под бескрайним серым небом. У ворот дома Ральф резко затормозил, и Анну бросило вперед. Одной рукой она уперлась в панель, а другой схватилась за шляпку.
– Ничего, если я высажу тебя тут? Я опаздываю.
Она отстегнула ремень безопасности. Ральф повернулся к жене.
– Эти люди на похоронах… Все эти приятели и партнеры Феликса… Как думаешь, многие из них знали о его связи с Эммой?
Анна достала из сумочки ключи от дома.
– Все до единого.
– А как Джинни на это реагировала?
– Говорят, что закрывала глаза. – Анна открыла дверцу и выставила ноги, смело вонзив высокие каблуки в придорожную грязь. – Ты во сколько вернешься?
– В семь. Самое позднее в восемь.
Значит, в девять, подумала она.
– Все знали про Эмму. Все, кроме тебя, – сказала она мужу. – Наверное, ты до сих пор чувствуешь себя болваном.
– Может быть. – Ральф потянулся закрыть пассажирскую дверь. – Признаться, я по-прежнему не понимаю, с какой стати должен был знать. Они ведь не кричали о своих отношениях на каждом углу, верно? Их связь не была… – он замялся, подыскивая нужное слово. – Как там говорят? Знойной, вот.
Знойная связь, мысленно произнесла Анна, глядя, как машина уезжает. Любопытно устроен наш рассудок – подбрасывает слова, которые мы прежде никогда не употребляли, словно черпает их из какого-то глубокого подвала, где они разложены по полочкам и дожидаются своего часа, подобно приданому невесты, копившемуся с детских лет, или драгоценному фарфоровому сервизу с монограммой владельца. А смерть настигает нас раньше, чем мы успеваем использовать хотя бы толику этих слов.
