Переплывшие океан - страница 8

Она легко и невозмутимо толкнулась ногой. В этот момент я посмотрел вверх. Я помню, время в тот момент текло по-другому, как это иногда бывает. Как, например, когда ты так глубоко уходишь в свои мысли, что кажется, что все это длится несколько часов, если не дней. Но на деле же проходят минуты, и ты возвращаешься в реальный, или скорее окружающий мир в полном смятении, почему все это происходило. Тогда же мне казалось, что она летела целую вечность. И было в этом что-то страшно прекрасное. Ее вечно несобранные волосы так свободно играли с ветром, а ее красная ткань – я наконец начал понимать, что она могла означать. В ту секунду, когда вокруг все было ослепляюще белым, она и тяжелая красная ткань казались лишь одним – каплей крови. И эта яркая кровь была самой жизнью, хотя там, внизу, ее ожидала смерть.

Но ее поймал я.

Следующее утро было первым, когда мы проснулись не от будильника. Нас разбудил треск белой древесины и настойчивый стук в окно. Поначалу я думала, так настойчиво стучится Рода. Это было в ее стиле. Но стук был не тупым, а мягким и острым, как звук пробивающих зелень игл. Звал на улицу старый друг – ливень.

Через мгновение прозвучал будильник, ловко остановленный моей рукой. Настало время увидеть его.

То небо я видела в первый раз. Оно было старым, древним. Оно пришло не отсюда, а из тех мест, где когда-то было ничто. Могущественное ничто, которое взлетало и падало над громадной землей. То небо пришло из тех времен, которые не видели ни мы, ни наставники, ни старейшины. Для нас оно было чужим, но оно принесло свободу. И мы вышли к нему и вздохнули так глубоко, как дала клетка легких. По всему телу разлился тысячелетний кислород, и мы, я почувствовала тогда, получили силу.

Где-то на западе во всю гремели грозы. Они отражались в моих глазах фиолетовыми вспышками, и моя радужка из малахита принимала смелый, испепеляющий вид. Волосы у девочек – должно быть, и у меня тоже – начали тянуться нитями к небу. Нас рассмешил вид друг друга, пока мы не заметили, как быстро движется разряд неба.

Сердце ускорило кровь в артериях. Чуть-чуть было страшно, и на чуть-чуть возникло видение возможной смерти. Но все затмевало нелогичное чувство притяжения. Мне вдруг захотелось провести целый день у воды, пока гроза не подберется слишком близко. Захотелось танцевать на камнях, призывать проливной дождь. Как я делала раньше – нагишом, с криками, с такой безумной широкой улыбкой, какая бывает у чистодушных детей.

Я ждала, когда мы наконец подойдем поближе к воде. Я знала, что времени было немного. Потом в нее ударит разряд, и изобьет ее до дыма. И тогда море вскипит и покроется электрическим паром. Пар пойдет по берегу, войдет в деревни и прибрежные города. Окутает корпуса, стадионы, столовые и лес. Воздух станет подобен разряженному серебру, и побежит, щекоча кожу, ресницы, узвончая и урезчая, старый ток. Тот ток, что когда-то создал огонь. И огонь тот сжигает ничто.

Я вошёл на кухню, где стоял грязный, заваленный посудой и крупами стол. Есть на нем давно уже стало противно, и он превратился в дополнительное хранилище мусора. На этом столе стояла и моя кружка, стояла, не касаясь воды и чьих-либо рук, вот уже несколько дней. Я заглянул внутрь неё: там, на дне, серо-желтыми пластами с волосками высыхал корень имбиря. «Так, должно быть, выглядит смерть» – подумал я.