Я коротко смеюсь:
– Я уже съел три штуки внизу. Бери то, что тебе нравится.
Бейли улыбается, затем берет печень побольше, что в свою очередь вызывает у меня улыбку. После этого мы оба откусываем по кусочку, и она устраивается на кровати рядом со мной.
– О, это становится опасным, – стонет она и закрывает глаза.
Я облизываю губы, наблюдая, как она жует, как двигается нежная шея, когда она проглатывает первый кусочек. Держу пари, если поцеловать ее сейчас, губы у нее будут вкуса корицы и сахара.
«Какого черта я думаю о поцелуе? Верный способ перейти черту, придурок».
Сегодня первый день, а я уже витаю в облаках. Строгое предупреждение Оуэна о том, как вести себя с Бейли, прокручивается у меня в голове, и его страхи внезапно не кажутся уже такими надуманными.
Вновь замычав от удовольствия, Бейли слизывает с нижней губы крупинку сахара. Я запихиваю остатки десерта в рот, прожевываю и проглатываю, не ощущая вкуса. Я мог бы с тем же успехом съесть кусок черепицы и не заметить разницы.
Оторвав взгляд от ее губ, я сосредотачиваюсь на абстракции, висящей на стене напротив кровати: жирные желтые полосы краски на белом холсте. Надеюсь, Лолли не слишком дорого заплатила за эту мазню. Я могу воспроизвести ее минуты за три.
Все еще чувствуя необходимость избавиться от пошлых мыслишек, я решаю заговорить о своей матери:
– Мама просила поблагодарить за то, что ты тут.
Бейли доедает десерт и делает глоток воды.
– Очень мило с ее стороны. Кажется, у тебя классная мама. И Стив тоже.
Я пожимаю плечами:
– Я слышал, будто Стив произносит по слову в год, но да, он славный. Мама с ним счастлива, остальное неважно.
На мгновение мы замолкаем, и я поворачиваюсь так, чтобы смотреть прямо на нее.
– У тебя есть все необходимое? – Бейли кивает, ее широко распахнутые глаза наблюдают, как я небрежно разваливаюсь рядом с ней.
Наступает момент нерешительности, момент, когда я понимаю, что должен встать с ее постели и уйти, но я не делаю этого. Или, скорее, мне не позволяют, потому что Бейли, как и я, откидывается на локти, копируя мою позу, и всего фут отделяет наши губы друг от друга. Мое сердце начинает стучать в три раза быстрее.
Мозг вопит: «Отбой! Отбой!». Поэтому, прежде чем я успеваю сделать какую-нибудь глупость, например, поцеловать ее, я быстрее, чем следовало бы, вскакиваю на ноги. Морщась от вспышки боли в паху, я то ли иду, то ли хромаю к двери.
Бейли встает и догоняет меня в дверях.
– Болит? – спрашивает она с беспокойством в голосе и добрых глазах, глядящих на меня.
Кивнув, я прислоняюсь бедром к косяку:
– Думаю, я просто устал.
– Рядом со мной тебе необязательно быть крутым парнем, – тихо говорит она, кладя руку мне на грудь. – Ты должен говорить мне, когда болит, чтобы я могла помочь тебе.
– Я знаю, – отвечаю я глубоким, хриплым голосом.
– Давай завтра я сделаю перевязку.
Я киваю:
– Ладно.
Бейли бросает на меня материнский взгляд, из тех, которые скорее говорят «ах, ты мой бедненький». И точно не из тех, что кричат «хочу, чтобы ты зацеловал меня до смерти».
«Учтено».
– Обязательно приложи лед. – Голос у нее строгий. – По крайней мере на двадцать минут.
– Сделаю. Спокойной ночи, – глубоко вздохнув, я ковыляю через коридор в свою комнату и падаю обратно на кровать. Когда я разламываю пополам пакет с сухим льдом и встряхиваю, чтобы активировать его, мой член уже давно привстал. И даже когда я засовываю пакет со льдом в трусы, эрекция не спадает.
