– Гость? – удивился Файяз. – Чей? То есть – кто? Почему я не в курсе?
– Да и никто не в курсе. Он к нашей Индире приехал. С Тибета.
– С Тибета? Этого ещё не хватало! Чего ему там не сиделось? Надо ж додуматься – монаха мне тут поселить! – возмутился Файяз. – Будет нотации читать и учить праведной жизни! А тебе, диди, он непременно запретит много есть. А то уже…
– Что – уже! – замахнулась на него ложкой, испачканной в соусе, толстушка Фируза. – Ничего не уже! Я слегка полненькая, а это диди только украшает! И вообще, как ты со старшими разговариваешь!?
– Я ж тебе добра желаю, диди! А то замуж тебя не возьму, если не похудеешь! – подыграл ей Файяз.
Фирюза кокетливо хихикнула:
– Молод ты ещё жениться!
– Да нет, господин, – проговорил Рохан, стоя с подносом у двери и наблюдая их перепалку. – Этот монах никого и ничему не учит, он сам ещё мальчик. Даже младше Индиры. И всего лишь послушник. Очень скромный. А ты, вертихвостка, погоди про замуж. А приданное у тебя готово?
– А, вот оно как? Ну, тогда пусть живёт, – кивнул Файяз и, вытерев с тарелки остатки еды куском лепёшки, доел и её. – Вкусно, диди. Как и вся твоя стряпня. Да пребудет с тобой свет Шивы за твои праведные труды! Шива любит тебя! Как и я! – И он попытался возложить на её голову свои замасленные руки.
Повариха весело отмахнулась от него.
– Вот безбожник! – рассмеялась она.
А Рохан вдруг заявил:
– Мы все любим тебя, Фируза! Не только Шива.
Фируза удивлённо на него взглянула.
Все в доме, кроме неё, знали, что Рохан неравнодушен к ней. Вот только вера у них разная: она – мусульманка, он – кришнаит. И то, как это препятствие преодолеть, он вот уже лет пять всерьёз обдумывал. Жаль Фируза об этом не догадывалась. Иначе б давно, и ничуть не задумываясь, сменила свою веру. Женщина она была достойная, хоть и полноватая. Однако незамужняя. И её это очень расстраивало. Как-никак, уже тридцать семь, а жениха всё нет. Да и откуда ему взяться, если она целыми днями простаивает у плиты? Рохан, почтенный пятидесятилетний вдовец, вполне подошёл бы ей в мужья – есть свой дом, хороший заработок, дети выросли. Но он всё сомневался спросить – вдруг она ему откажет? Уже пять лет сомневается. И, похоже, так и не решится открыть ей своё сердце.
– Где этот послушник? – спросил Файяз.
– На террасе, – ответил Рохан и, хотя его об этом никто не просил, принялся помогать Фирузе на кухне.
Файяз же, сытый и подобревший, отправился на террасу, откуда доносились голоса.
– Привет, сестрёнка! – сказал он, входя в её цветущий уголок. И, сложив руки, сказал юноше, – Намастэ, сааб джи!
«Ничего так, красавчик, – подумал он. – И одет почему-то в мою старую майку и джинсы».
– Намастэ, вир джи! – привстал тот, сложив руки.
– Привет! Знакомься, это Файяз, мой брат. А это Юрий, мой друг, – представила их друг другу Индира. – Извини, мы временно дали ему твою одежду. Его в дороге запылилась.
– Да не вопрос! – небрежно бросил Файяз, но тут же в смущении замер: а стоит ли так говорить с ним? Он же монах.
Но Юрий тут же заметил:
– Я ещё не монах, а только послушник. Поэтому – будем без церемоний, Файяз. Приятно познакомиться.
– Фух! Ты меня обрадовал! – засмеялся Файяз. – А то я уж думал – мы тут будем жить теперь по монастырскому уставу. Мантры нараспев читать, поститься с утра до вечера – рис без масла, чай без сахара. А я ещё не достаточно готов к такому. Да и наша замечательная повариха не позволит впасть нам в аскезу. Кухня – это её храм. Она такие блюда готовит – пальчики оближешь. Аромат такой, что святого соблазнит! Такой палак панир готовит! С ума сойти! Вечером сам убедишься.
