– Россия. Мороз. Холодно. – Затем жестом циркового фокусника вытащил из горы наваленного товара пушистый тёплый платок, любовно погладив его, подул на ворсинки и с восхищением нараспев произнёс: – Оренбургский.
Эдит, уловив знакомый слог – бург, улыбаясь, закивала головой. Купец, приняв её улыбку за согласие на покупку, радостно потерев руки, выкатил кругленькую цену. От услышанной суммы глаза Эдит приобрели цвет замороженной трески. Купец, встряхнув покупательницу и обдав застарелым запахом чеснока её хорошенький носик, прошептал:
– Будет подарок.
От застарелого запаха чеснока внутренние органы Эдит запросились на свободу. Она сморщилась от спазм, выворачивающих желудок, а торговец, довольно улыбаясь, вытащил из-под прилавка засверкавшие новенькой кожей зимние сапожки. Эдит была сражена, убита и растоптана таким великолепием. Она с испугом посмотрела на мужа. На хорошеньком личике за несколько секунд пронеслись радость, боль, желание, страх, отчаяние, и глаза, не выдержав бури страстей маленького сердца, брызнули фонтаном слёз. Ошалевшие от подобной реакции мужчины замерли. Первым опомнился купец. Подхватив свой живот с прилавка, он гусиной походкой подошёл к женщине и вопросительно посмотрел на её спутника. Эрнст, поймав его взгляд, стал пробираться к жене через нахлынувшую любопытную толпу. Суетливо толкая друг друга, мужчины забегали вокруг плачущей навзрыд женщины двумя неуклюжими медведями. А она, прикрыв ладошками лицо, беспрестанно повторяла:
– Марципан, марципан.
Бедный купец никак не мог прийти в себя от случившегося инцидента. Он сбросил с себя шапку и, вздыхая с тяжким присвистом, огромным платком вытирал вспотевшие глубокие складки на шее. Его замечательные уши, торчавшие созвездием пса на макушке головы, застыли в ожидании команды. Первым от этого шквала горя пришёл в себя Эрнст.
– Не плачь. У тебя всё будет, моя маленькая птичка, – обняв жену, прошептал он, выкладывая на прилавок купца все имеющиеся в наличие крейцеры.
И Эрнст жестом, понятным всему миру, вывернув перед купцом пустые карманы, развёл пустыми руками. Купец, вернувшись к прилавку, аккуратно возложив на него живот, застыл в недоумении. Любопытная толпа, потеряв всякий интерес к несостоявшемуся скандалу, рассеялась утренним туманом.
Кто-то ласково потёрся о ноги Эдит, и в наступившей тишине послышалось робкое ме-ме-ме. Перед глазами заплаканной женщины стояла Марта с оборванной верёвкой на шее. Она смотрела на хозяйку преданными голубыми глазами, пытаясь прихватить зубами подол её юбки. Горестный плач перешёл в гомерический хохот. Ничего не понимающий купец, глядя на согнувшуюся пополам от смеха пару, покрутил пальцем у виска. Чудной народ эти немцы, верно говорят: что русскому хорошо, то немцу смерть. Пусть сами разбираются, моё дело – торг, и, довольно крякнув от удачной сделки, купец сгрёб в квадратную ладонь выложенные на прилавок крейцеры. Пересчитав деньги, он отделил от неё десятую часть, которую должен был по закону отдать в церковь, минуту подумал, широко перекрестился за своевольное распоряжение господской десятиной и, подойдя к Эдит со словами: «Марципан, марципан» высыпал в её ладошку крейцеры.
– Ну что же, поздравляю тебя, Михайло Гаврилыч, с удачной продажей, – похвалил себя купец, – надеюсь, Господь простит тебя за такое своеволие, уж больно маленькую фрау жаль, ишь ты, как убивалась по какому-то марципану, родителя, небось, так зовут.
