Похоже, што бить будуть, вояки засратыя!..»
В кузню ввалился Челубей. По размер – мужик, а так – переросток- мальчуган. За ним его лихое войско. Вооруженные кто во что горазд, перемазанные кровью, перевязанные, с фингалами и шишкам в разных местах, но решительно настроенные на «разборку».
Челубей (потрясая сломанным копьем, смешивая кыпчакский и русский): «Ты же мне обещал, долботеп рязанский, что сделаешь самое лучшее оружие, а я поверил тебе, блядина! Вот сейчас возьму и на кол посажу, дабы знал морда лупастая, что в моем роде Бон-по все были великими воинами!» И ребята уже хотели наброситься на Степана…
Степан (останавливая рукой, громко, по-русски): «Стоять, гады!..
Ватага остановилась. А ну сказывайте, яко все было?! Они замерли, не понимая языка. Степан осекся забыв, что перед ним чужая ребятня и спросил на кыпчакском: «Ну и как ваша битва происходила?!»
Они загалдели, рассказывая про сражение, а Степан с видом судьи присел на скамью, пытаясь понять весь ход мальчуганской баталии.
Пасека.
Дядя Александр достает из улья медовые соты и протягивает кусочек Ваньше. Тот вдохнул аромат и хотел уже что-то громко сказать, но услышал дядино: «Цыц!». И Пересвет, приложив палец к губам, показал ему: «Тихо!». Иван все понял, и молча стал вкушать душистый медок.
Дядя(тихо): «Не любят пчелушки людского беспокойства, не понимают они всю эту нашу суету никчемную!.. Однако, у них тута понимание да согласие, да любовь такая от самого сотворения мира накопилася, что еже бы нам, людям, этаки жить друг за другом, то давно бы уже рай был на земле!» Дает Пересвету кусочек и возвращает соты в улей.
Пересвет(тихо): «Крестный, а ты вправду сказывал, что у пчелок такой ум накоплен, такое ведение всего мироздания, что в их меде есть все лекарства и все лечение от болезней человеческих?»
Дядя: «Да, сыне мой добрый: и мед, и все, что от пчелиного тружения получается, и даже их отходы — все это имеет такую целительную силу, что нам, человекам грешным, вовек не сотворить подобного лекарства».
Пересвет: «А в походах вы чем лечилися?»
Дядя: «Непремен в походы и мед брали, и прополисные лепешки. Так вот, даже эти их какашки, прополисом называемые, дык это просто какое-то целебное чудо пчелиное!.. И сушеные травы с собою брали. А то и тама прямо находили, где они растуть, срывали, обмывали водицей да прикладывали к ранам. А есчо и отварами из трав исцелялися в походах».
Дядя уже с верхом наложил медовые соты на плетеную тарель.
Ваньша: «Крестный, а поведай, аки же эта дивная трава называется?..
Ну, которой вы укрывали убиенных в сражении воинов, дабы целыми их домой возвернуть, да, яко и должно, во родимой земле схоронить?..»
Пересвет при этом как-то замер лицом, глаза его вспыхнули, он посмотрел на брата, на дядю и почти потребовал от него.
Пересвет: «Покажешь мне, батя, эту траву?!»
Дядя: «Непремен, покажу! Она обыч по взгоркам лесным да вдоль ручьев и речек возрастаеть! Он выпрямился и, как то торжественно и печально сказал: Погинь-трава называется!..»
В кузне Степана. Они вдвоем с Челубеем.
Юный воин, виновато хлопая ресницами, уставился на Степана. Он уже научился понимать русскую речь. А Степан не на шутку разошелся и жарит «правду-матку», потряхивая обломанным древком копья.
Степан(на русском): «У вас тута дубов нетути, акромя тебя! Вымахал, дубина чумазая! Что мне теперича для тебя на оглоблю насадить копиё, так и пойдешь с нею ратиться?!
