Перевал Волкова - страница 11




Алиментщики

В октябре Витька привычно засобирался в тюрьму.

Вернее, в колонию-поселение. Он был из тех, кого в газетах и по телику называют «злостные алиментщики». И правда: задолжал на сына и дочь изрядно. «Картошку выкопал, клюкву продал, деньги у семьи есть, можно идти сдаваться на казенные харчи», – размышлял Витька, сидя утром на крыльце и покуривая самые дешёвые сигареты из сельмага, на другие у него денег не хватало.

Ярко светило солнышко, ветер пересчитывал золотые монеты листьев на берёзе, а на осенней траве бриллиантово сверкала холодная роса, не успевшая просохнуть с ночи. Витька полной грудью щедро забирал в себя свежий воздух вперемешку с табачным дымом. В этот момент, пусть и покуривая самую дешёвую сигаретку, он чувствовал себя богачом: сколько сокровищ вокруг рассыпано прямо на его родном огороде! Любуясь ими, лишаться свободы, пусть и на несколько месяцев, не хотелось.

Да и осень была не простая, а особенная! Время собирать плоды жизни. В этом году сыну Сане исполнилось девятнадцать лет. Он окончил сельскохозяйственный техникум и устроился к частнику-фермеру трактористом. Скоро парня должны были призвать в армию: в весенний призыв не попал, а осенний как раз начался. Дочь Нинка на высокие баллы сдала ЕГЭ и к радости родителей поступила на бюджетное место в вуз учиться на ветеринара. Этим летом она тоже трудилась у того же фермера скотницей. В ноябре Нинке как раз должно было стукнуть восемнадцать лет. Как такими детьми не гордиться? И Виктор мечтал погулять у Сани на отвальной, а у дочери – на совершеннолетии. Но давние долги висели на нём как кандалы. Когда-то Витька после развала колхоза, где он работал трактористом, крепко от безысходности запил, себя не помня, и столько «натекло» вместе с выпитой водкой алиментов, что и до сих пор не мог расплатиться.

Тут на соседний огород вышел Виталик, красивый молодой парень, на пять лет старше Витькиного сына. Высокий, ладный, крепкий, благодаря своей завидной внешности и отличным оценкам всё в том же сельскохозяйственном техникуме, Виталик попал служить в президентский полк, а вернувшись домой, легко устроился в райцентре в колонию-поселение охранником. По деревенским меркам Витальке повезло: и зарплата, и форма даровая, и ранняя пенсия.

– Здорово, Виталька! – окликнул парня Витька и пошёл к забору поздороваться с молодым соседом. С утра ходил Виктор едва переставляя ноги: тяжелый деревенский труд не прошёл для него даром. До пенсии ещё лет двадцать горбатиться, а уж замучила грыжа в пояснице.

– Здрасьте, дядь Вить!

Над штакетинами мужики крепко пожали друг другу руки. Разнообразные баррикады, стены, заборы и ограды постоянно присутствовали в жизни Виктора в том или ином виде. Он настолько к ним привык, что перестал замечать. Вот, к примеру, молодой сосед – тёзка почти: пусть имена разные, но в деревне-то равно обоих Витьками зовут. Однако старшему предстояло сидеть, а младшему – охранять.

Или вот – жена Тонька. Виктор по-прежнему её любил, а в сыне и дочери – души не чаял, но жил отделённый от своей семьи стеной двухквартирного барака. Такие построили в посёлке Цветково для колхозников ещё в советские годы. В одну квартиру, Тонькину, вход от дороги, во вторую, Витькину, от пруда. Тонькину половину они купили вместе еще в законном браке, а Витькина досталась ему уже после развода по наследству от умершего дядюшки-бобыля. Такая получилась несмешная шутка самой жизни: и развелись, да под одной крышей остались!