Из подмышки амбала высунулась помятая личность неопределённого возраста в потёртом цилиндре, на глаза, судя по всему для солидности, были нацеплены круглые очки. Желая убедиться, кто мы на самом деле, он несколько мгновений буравил нас пронзительным взглядом, а затем произнёс:
– Ты прав, Георгий, по-видимому не всех, – и обернувшись к нам, добавил: – И из каких же вы щелей повылазили, разрешите полюбопытствовать?
По его ужимкам и хищному блеску глаз я понял, что изо всех присутствующих этот тип, пожалуй, будет самым опасным. Это был типичный подстрекатель и идейный вдохновитель проснувшихся масс. Наш ответ его, как, впрочем всех остальных, совершенно не интересовал.
Ребята решительно нарывались на скандал. Нет, они его просто жаждали. И я понял, что разойтись по-хорошему у нас никак не получится. Но я не стал форсировать события, а просто наблюдал, что же будет дальше?
Я думал, действительно ли те времена были настолько беспредельными, что всё решала сила и наглость? И правда ли то, что в России времён революции действовали законы Дикого Запада?
Между тем обстановка накалялась. Девушки испуганно забились в угол купе, их родители с ужасом смотрели на глумящийся сброд.
– Доблестные приверженцы идей анархии должны ютиться в тамбурах и коридорах, а эти старорежимные осколки прошлого пользуются благами пассажиров первого класса, – выдал речь «огрызок» в цилиндре. – Пора отучаться от барских замашек, господа хорошие.
«О, паренёк, да у тебя ещё и образование имеется», – подумал я. Хуже нет, чем грамотный и беспринципный субъект во главе готового на всё стада. Я внутренне подобрался и глянул на штабс-капитана. Тот понимающе кивнул головой.
А «огрызок», уже полностью протиснувшись в купе, продолжал разглагольствовать:
– Георгий, скажи этим недорезанным отрыжкам прошлого, о чём гласит самый главный закон нашей партии?
– Анархия – мать порядка! – пьяно икнул Георгий.
– Верно! – обрадовался «огрызок». – Анархия – мать порядка… А разве это порядок, когда настрадавшиеся от царского деспотизма граждане должны влачить жалкое существование на задворках жизни, а разжиревшие на их крови паразиты продолжают пользоваться благами цивилизации? – явно любуясь собой со стороны, продолжил он.
Его соратники ободряюще заревели.
– Давай, Пономарь, режь дальше! Даёшь анархию! – раздались восторженные голоса.
«Да ты ещё и поп-расстрига», – внутренне усмехнулся я.
– А кроме всего прочего, уставшие в борьбе за порядок воины долгое время были лишены женского общества. Вы же, презрев все законы братства и взаимопомощи, единолично решили пользоваться этим даром Господним, – обличающий перст духовного проповедника анархистов уставился прямо в лоб графу Облонскому.
– Не изволите ли выйти вон, господа? – раздался спокойный голос Стрельникова. – А то от вашего перегара в помещении нечем дышать.
Пономарь буквально поперхнулся на полуслове. Вся толпа напряжённо застыла.
– Ах, вы падлы золотопогонные! – как ни странно, опомнился первым матрос с «Марата». – Мало вы нам кровей попили, дак ещё и счас свои барские замашки кажите.
– Полундра, братва! – заверещал Пономарь.
Я от неожиданности вздрогнул: всё-таки бывший служитель культа, а верещит, как заправский пират.
– Кадетов за борт, а баб отдать обчеству, – загудели нестройно анархисты.
Я понял, что от созерцания пора переходить к решительным действиям. Смущало только одно, сколько противников в коридоре находилось вообще? От этого зависело, какую тактику необходимо выбрать.
