* * *
Дабы хоть как-то унять тоску Федор приобрел сливочный пломбир у бабули-торговки; у нее же, сам не зная зачем, взял три пары дешевых носков и после сладкой трапезы задремал, предварительно договорившись с соседом напротив, чтобы разбудил на нужной станции.
Поезд тем временем заскрипел тормозами, попыхтел и остановился. Федор, позевывая, спустился на перрон. Припекало, во все стороны простиралась необъятная зеленая гладь, несло креозотом со шпал и жженой травой вперемешку с коровьей фермой – от нахлынувших воспоминаний о даче настроение чуть поправилось.
Народ повалил к автобусной остановке как бельмо, торчащей на пустой привокзальной площади, Федор побрел следом. Скоро подъехал автобус, принял груз и неспеша дотарахтел до остановки «Санаторий». Федор узнал у местных дорогу и уже минут через десять пути сквозь асфальтированную лесостепь вышел к главным воротам «Перевоспиталовки».
С того дня как отсняли фотографии, найденные в сети, хоть и прошло больше пятидесяти лет, но почти ничего не изменилось. Все тот же изъеденный трещинами асфальт, по обе стороны ворот могучие бетонные клумбы с высохшими цветами, кованый «кладбищенский» забор, за ним густая роща, разве что проходную облагородили современной, но неказистой уже кое-где треснувшей плиткой.
У ворот курил немолодой охранник, видимо тоже оставшийся с эпохи бессмертных вождей; заметив Федора, тот бросил окурок в клумбу и вернулся на пост. То ли от скуки, то ли от преданности охранному делу, он неторопливо проверял документы, сосредоточенно рыскал в столе, после сверился со списками и наконец выдал временный пропуск и объяснил, как пройти до корпуса администрации. На праздные вопросы о местном быте отвечал лишь:
– Не уполномочен! Сперва к директору!
Федор быстро сообразил, что человек перед ним серьезный и докучать ему более не стал. После извилистой дороги через тихую еловую рощу, как и обещал охранник показался трехэтажный корпус администрации выкрашенный по-летнему в яркий, но отчего-то навевающий лишь уныние, мандариновый.
Федор поднялся на второй этаж.
* * *
Дверь с табличкой – «Директор. Проныркин В.П.» – обнаружилась в конце коридора. Федор стукнул пару раз и, не дожидаясь разрешения, вошел.
Припомнилась подмосковная квартира бабушки, где в детстве проводил школьные каникулы: тот же неистребимый кислый запах, старомодные шкафы со стеклянными дверцами, за которыми невесть зачем и для кого береглись штабеля истрепанных книг, лакированный письменный стол, часы с кукушкой на стене, даже истертый палас с паркетом будто приволокли прямиком оттуда. У отдельного стола, отведенного под горшки с цветами, хозяин кабинета насвистывал «Русский вальс» Шостаковича и при этом поливал из лейки фикус.
Выглядел хозяин безобидным сухощавым хиляком лет пятидесяти; длинный нос подпирали очки, по затылку поползла залысина, голова казалась несоразмерно крохотной, оттого что пиджак был явно великоват в плечах. Кондиционер холодил до того беспощадно что удивительным казалось, как хозяин до сих пор не околел или его не прибило арктическим ветром прямо к стене.
Проныркин хоть и заметил Федора, но виду не подал, по-директорски заставляя обождать.
– Не помешал? – заговорил с ним Федор.
– Чем могу? – отозвался Проныркин тихим мышиным голосом.
– Я по вопросу перевоспитания. Говорят, сюда сперва.
– Вы у нас?
– Самородов. С обувной.
