Пергамент хмурого утра - страница 2

А я себе, тем временем, тихонько сижу на берегу бурой, спокойной, как смерть, речушки в промышленной загородной зоне и внимательно, краем хитрого, опытного глаза наблюдаю за глупым утиным семейством. Очень уж мне нравится уточка-мама! Даром, что плавает она в этой речке, называемой местными емким словом «говнянка». Говорят, таких названий разных городских и загородных акваторий хоть пруд пруди на нашей Родине. Не меньше, чем улиц Ленина или Славного Октября.

Сейчас уточка подплывает ко мне, а я, вроде бы, так, между прочим, от безделья и неги травинку жую, и на нее совсем даже и не поглядываю. Полненькая такая уточка, пышечка сексуальная. Дура, мать ее! Прыгаю в воду прямо в одежде и хватаю ее за ноги! Она орет, рвется… Но не тут-то было! Я ей головенку мигом сворачиваю на сторону и выползаю на глиняный берег. Трусцой бегу к камышам. Там у меня все припасено: ножик, пакетик с солью, полбуханки «орловского», металлический прут с зазубринами (подобрал около заводских ворот – варили заново ограду, а обрезки бросили), горка сучьев и четыре обоженных не мной (то есть еще до меня) кирпича.

Готовлю себе ланч, так как свой «шведский завтрак» я просидел в засаде. Утяточек жалко! Придется их, сироток, завтра сожрать. А потом подамся подальше от этих мест, в далекие, чащобные леса, к пышному мху, душистой влажной земле, сухому валежнику и чистым звонким ручейкам. Сооружу себе шалашик, как у Ильича, и буду ждать поздней осени. А тогда вернусь в город, попадусь ментам и на год в зону, как злостный «безопределенщик» и бродяга. Там хоть кормят, пусть однообразно, пусть концентратами и бедной на витамины пищей, но зато – регулярно!

Каждый БОМЖ лелеет свою мечту, и, как ему кажется, исключительную – перестать им быть! А менты ловят нас, как я мамашу-утку – за лапы. И вот ведь закон какой подлый – вопреки природному! Нет, чтобы полгода давали за наше тяжкое преступление перед обществом, мы бы хоть к теплой весне выходили на волю. А тут ведь впарят год – на те, вам! Опять – зима! Товарищи, кто поумнее, по зонам попрятались, а кто уже и отдал Богу свою беспокойную вольную душу! Бродишь неприкаянно по мерзлым подъездам да по подвалам от утра к утру! Походишь опять до осени, если повезет, а потом снова «отъедаться» на казенные харчи.

Утятинка была бы славной, если бы от жилистого мяса этой пышки не несло нефтепродуктами, имеющимися в избытке в речке «говнянке». Как обманчива внешность! Я об утке. Толстенькая, с великолепными соблазнительными формами, а на поверку ее организм отравлен техническими отходами. Нет, не вольная она птица! Уж больно зависима от промышленного цикла местного нефтеперегонного завода. Ну, не сольют там очередную порцию «химии» в ее «говнянную» акваторию, не взбрызнет в ее тонкие вены свой синтетический наркотик подлая цивилизация! Сдохнет же, как наркоман от «ломки»! Она же, утка эта несчастная, потерпевшая от инцеста ее матери-природы с побочным сыном человеческим, уже давным-давно ближе к двигателю внутреннего сгорания, чем к полнокровному теплому живому организму. А я, кто всем своим существом стремится сохранить в себе, вопреки повсеместному наступлению синтетики, природную девственность, вынужден употреблять в пищу этих мутантов! Это к тому, что посмотришь на нее со стороны – славненькая такая, вроде, как уточка и уточка! И детки у нее, цыпляточки-утяточки славненькие, упитанные, почти, как настоящие!