Перлюстрация корреспонденции и почтовая военная цензура в России и СССР - страница 2

Поэтому, начиная с 1992 г., стали вновь говорить о возрождении политического сыска.

Власть в стране не могла существовать без политического сыска, даже в спокойной, благополучной и стабильной стране.

Не политическая демагогия, плюрализм мнений и деструктивная критика «укрепляют» государство, а концентрация усилий и продуманные решения лежат в основе деятельности специальных служб государства. И это не только в исторических традициях Российского государства, подобная практика существовала и существует в любом цивилизованном государстве.

После падения в России царского режима уже упомянутый бывший товарищ (заместитель) министра внутренних дел П. Г. Курлов отмечал: «Нет ни одного правительства в мире, начиная с абсолютной монархии и кончая советской властью большевиков, которое не было бы вынуждено, в целях своего существования и самосохранения, отказаться от борьбы со своими политическими врагами, признавая направленные против существующей власти действия лиц иных убеждений преступлениями, а потому не только карать их на основании уголовного закона, но и в большей части случаев предупреждать самое возникновение этих преступлений».[5]

Политическая стабильность в любом государстве всегда определялась эффективностью деятельности спецслужб, и одним из важных инструментов в их работе являлся политический сыск.

Способом изучения мнения широких слоев населения и в царской России, и в советском государстве являлась перлюстрация корреспонденции и почтовая военная цензура, подробно рассматриваемая в представленной на суд читателя работе.

При трезвой оценке ситуации в государстве и обществе понятна важность политической стабильности государства. И здесь возникает другая опасность – выход за пределы границ, очерченных правовым полем деятельности спецслужб.

Наглядным примером может служить история советского государства, когда накопление информации антисоветского содержания приводило в результате к уголовной ответственности конкретного фигуранта. Примером может служить диссидентское движение в СССР.

Позитивным моментом является то, что автор не ограничивается констатацией фактов, но и дает им правовую оценку, а это, в свою очередь, дает возможность выявить наличие коллизии и даже пробелов в том числе и в действующем законодательстве.

Как пробел в законодательстве можно рассматривать вопрос о контроле оперативно-технической деятельности спецслужб. Действительно, Закон об оперативно-розыскной деятельности (ОРД), разработанный в строгом соответствии с действующей Конституцией РФ 1993 г., разрешает проводить эти мероприятия перечисленным в законе об ОРД органам. Но возникает вопрос о контроле за этой деятельностью государства. Оказывается, такого контроля нет именно в части, касающейся использования новой секретной техники. Прокурор такого права не имеет (см. ст. 24 «Прокурорский надзор» Закона о ФСБ от 22 февраля 1995 г., с изменениями и дополнениями).

Нет такого права и у судьи, даже имеющего соответствующую форму допуска к государственной тайне. Технические средства проведения ОРД ему никто и никогда не покажет. Следовательно, судья, дающий разрешение, скажем, органам ФСБ на проведение почтового контроля «перлюстрации корреспонденции», не имеет права на ознакомление с техническими средствами, применяемыми при проведении мероприятия. Этот вывод можно сделать, исходя из п. 6 ст. 9 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ (с изменениями и дополнениями). Интересно то, что и Конституционный Суд не вправе требовать ознакомления с технической стороной оперативно-технической деятельности, являющейся государственной тайной. Значит, возможен только ведомственный контроль?