– Ну так если пропало, то чего его теперь жалеть? – сказал Маркел. – Или не знаешь?
– Как это я не знаю?! – сердито ответил Кирюхин. – Да я всё здесь знаю, по всей Волге! Каждую мель, каждый камень, каждую корягу! Да я, может, пятнадцать лет туда-сюда тут хожу!
– А Яшку видел?
– Ну, видеть не видел, – ответил Кирюхин с усмешкой, – а слышал, когда мы сидели в кустах, а он своим кричал, чтобы они лучше нас искали.
– И что, не нашли?
– Если бы тогда нашли, я здесь сейчас не сидел бы, – ответил Кирюхин. И тут же спросил: – Знаешь, почему сомы такими толстыми растут? Потому что человечиной питаются.
Маркел вздохнул. А Кирюхин опять усмехнулся, сказал:
– А как ты думал? Вот такая наша жизнь на матушке-Волге. Зазевался, и тебя сожрут.
Они помолчали. Потом Маркел спросил уже другое:
– А какая дорога до Персии?
– Самая прямая до неё дорога, – ответил Кирюхин. – Как из Астрахани выйдем, так и пойдём вдоль берега до самой Гилянской пристани, а там через горы и в Казвин, это их стольный город. Так что, – сказал, усмехаясь, Кирюхин, – нам бы только в Астрахань попасть, а там уже всё будет просто. Ну да это когда ещё будет? Может, недели через три. И вот я поэтому пока пойду да полежу маленько. А будет Астрахань, свистнешь.
И он поднялся и полез к себе в чердак. А Маркел сидел, поглядывал по сторонам. День, как и раньше, был погожий, а ветер попутный. Караван мало-помалу вышел к Волге, повернул на неё и пошёл по ней дальше. Широченная теперь была река. Смотри не смотри, ничего не увидишь, подумал Маркел, да и что на воду смотреть, всё равно ничего не высмотришь. Одна Волга кругом, от края и до края. А лесу по берегам становилось всё меньше и меньше, да и сам лес мельчал. Маркел долго молчал, позёвывал, потом спросил у ближайших гребцов, и они ответили, что Волга теперь всегда будет такой аж до самого Саратова.
– А после будет что? – спросил Маркел.
– А после берега будут совсем пустые, одна трава, – ответили гребцы. – Но это ещё что! – продолжили они. – А после, за Царицыном, пойдут солончаки. Это такая мёртвая земля, наполовину соль. И там уже совсем нет никого. А здесь ещё хоть татарин иногда проскочит, а то и стрелу метнёт.
Маркел нахмурился. Стрельцы переглянулись, и один из них сказал, что за Царицыном зато не грабят, а грабят уже только возле самой Астрахани, в волжском устье, там, где много диких островов и плавней, а на них казаки, и этих казаков без счёта, и все воровские!
– Но до них ещё надо доплыть, – сказали гребцы. – Так что вот как пробьёмся через Самарскую луку, только тогда можно говорить про Астрахань.
А пока, прибавили стрельцы, скоро на левом берегу увидим Каму, это тоже широченная река, почти как Волга, потом справа будут наши Тетюши, это такая небольшая крепостица, а потом, дней через пять, дойдём и до Самарской луки. Лука – это когда Волга выгибается, как лук, и там на ней стоит Самара, наша новопоставленная крепость с пушками. Там можно будет остановиться, передохнуть день-другой, а после опять пойдём вдоль этой луки, только уже в другую сторону, в обратную. Но это если Яшка нас пропустит.
На что Маркел, усмехнувшись, сказал:
– Вижу, Яшка нагнал на вас страху.
Гребцы на это промолчали. Тогда Маркела взяла злость, и он сказал, что если все они будут держаться вместе, то никакой Яшка к ним не сунется.
Гребцы опять промолчали. Маркел оглянулся. Корабли, идущие за ними, сбились в кучу. Сильно робеют, подумал Маркел, ну да это не беда, робких легче караулить, потому что они не разбегаются. И Маркел ещё долго сидел у борта и поглядывал по сторонам. Но ничего приметного не виделось, ветер дул ровно, в паруса, гребцы мерно гребли. Когда начало темнеть, свернули к берегу, причалили, учредили табор, выставили караулы, развели костры и кашеварили. Ночь прошла тихо, никто к ним не лез, и утром они двинулись дальше.
