– Ты же говорила…
– Не ты, а вы, штрафное очко. Что я говорила, того уже не помню. Бумага – единственный свидетель твоего согласия. – и она рассмеялась мне прямо в лицо.
– С-с-сука! – заорал в и кинулся на неё.
Но меня скрутили моментально. Бойцы из первого сектора ворвались в кабинет, заломили мне руки и уложили грудью на стол.
– С-с-сука! – орал я и извивался.
– Виктор, а тебя жизнь ничему не учит, – услышал я насмешливый голос хозяйки. – Не подписывать не читая. В карцер его.
– Убью! С-сука! – я почувствовал, как игла воткнулась мне в предплечье. А дальше было забытье.
Просыпаться не хотелось. Здесь, в карцере, ты не знаешь, какое время суток. Ложишься – свет становится приглушённым. Просыпаешься – ярче, но глаза не режет.
Во рту было сухо, словно я песка наелся. Хотелось пить. Язык опух. Я встал, покачиваясь от слабости, подошёл к столу. Упёрся руками, постоял немного. Хотелось пить. Обернулся в поисках значка: «Туалет». Но индикатора нигде не было. Я подошёл к двери и заколотил кулаками: «Открывайте!»
«Раб триста семь дробь девяносто пять, что хотите?» – послышалось из динамиков.
«Пить хочу, – выплюнул я и со злостью ударил по двери. – И в туалет».
«Значок туалета активирован, вода подана. Ложитесь спать. Утром у вас встреча с наставником», – диспетчер отключился.
В тот же момент я увидел, как на стене появился знак фонтанчика. Я приложил чип. Панель отъехала, уступая дорогу выдвижному кранику. Я подумал, что надо запомнить, где вода.
Вначале сон не шёл. Сердце отстукивало где-то в горле. Как я мог? Ладно, тот контракт я не перечитывал, потому что даже представить не мог, что моя же жена заменит в нём страницы. А этот? Хозяйка так красиво пела, что я размяк? Или биллиард был отвлекающим манёвром. Ах да, ещё юрист, который обязательно меня вытащит из этого дерьма.
Я, взрослый мужчина, вдруг заплакал. Я плакал от обиды и от бессилия. Как мне хотелось отмотать назад время как киноплёнку.
Я закрыл глаза. Сон смежил мне веки. Мне снилась хозяйка. Биллиард. Она готовится сделать удар. Я подхожу к ней сзади. Надавливаю рукой на шею, вынуждая сильнее прогнуться. Другой рукой я глажу по голой ягодице. Вхожу в неё пальцем. Она течёт.
– Течёшь, сука! – ору я и со всей силы бью её по ягодице. Она скулит, но не уходит, а оттопыривает попу ещё сильнее. – Нравится, когда бьют, вот тебе её, – и я наношу ещё один удар. Она резко выпрямляется, поворачивается, и я вижу, что это не хозяйка, а моя бывшая. Она хохочет мне прямо в лицо:
– Круто мы с ней тебя! Теперь ты будешь нас обоих обслуживать. А теперь на колени, раб! Поработай языком! На колени вставай!
Она давит мне на плечи. Я хочу вырваться, но не могу.
– Вставай, – кричит она голосом командира бойцов первого сектора. Меня начинают трясти.
Я сопротивляюсь, пытаюсь защититься. Вдруг на меня льётся дождь…
Я подскочил. Я по-прежнему был в карцере.
– Ну ты даёшь. С кем дрался-то? – передо мной стоит боец первого сектора. – Умывайся. Сейчас принесут завтрак, а потом видеоконференция с Тессой.
– Мне не о чём с ней говорить, – пробурчал я.
– Ты вчера что учудил, что тебя опять в отключку?
– Обманула меня как пацана, обвела вокруг пальца, – пробормотал я.
– Тесса? Не верю. Расскажешь?
Я мотнул головой и пошёл в душевую кабину.
Чистая одежда уже лежала там. Я встал под воду. Мне было всё равно, сколько насчитают, поэтому стоял, пока не замёрз. Да и замёрз потому, что воду перестали подавать. Вытерся, оделся.
