Читать онлайн Анна Китаева - Перстень без камня

На выходе из Длинного моря в океан южный и северный континенты сходились так близко, как нигде больше, и в узком проливе в любую погоду бушевали волны. Над кипящей белой пеной возвышались скалы мыса Южный страж и мыса Северный страж, увенчанные башнями маяков. Расстояние между ними было невелико, и дежурный на маяке Южной империи мог бы окликнуть своего собрата на маяке Северной, если бы не оглушающий рев несытой морской бездны и не вечная вражда двух держав.

Мало кто из капитанов рисковал выходить в Великий океан, и еще меньше было тех, кто возвращался. Ежевечерне на маяках зажигались фонари, обозначая одновременно край земли и оконечности владений Севера и Юга.

Корабль пришел со стороны океана. Он появился в час вечерних сумерек, когда глазам и разуму легче всего ошибиться. На маяках заметили шхуну, когда она уже была на траверзе Стражей. Поднялась суматоха. Пока дежурные маги спешно проверяли, не морок ли это, не колдовская ли подделка, двухмачтовое суденышко вошло в пролив.

Посудина была потрепанная и ничуть не призрачная, хотя за кормой ее тянулся тающий магический шлейф, такой же дырявый, как и грот океанского бродяги. Но странствовать в Великом океане и не намотать на бушприт магических вихрей – невозможно. На палубе шхуны было пусто, если не считать одинокой фигуры рулевого. Человек едва не падал от усталости, и штурвал поминутно грозил вырваться из ослабевших рук. Непонятно было, кто он, этот скиталец, долго ли он странствовал по внушающим ужас просторам, как ему удалось выжить и вернуться.

С площадок южного и северного маяков напряженно следили, как неизвестный рулевой борется с течением. Уже улетели срочные магические донесения начальству, уже пришли ответы – немедленно обследовать судно и моряка, как только корабль пристанет к берегу. К одному из берегов, южному или северному. Вопрос оставался лишь один – к какому?

Рулевой покачнулся и упал на одно колено. Шхуна резко вильнула вправо и устремилась к южному мысу. Но когда гибель ее уже казалась неизбежной, моряк выпустил штурвал, и нос корабля развернулся к северу. Так повторялось несколько раз. Пляшущие волны пролива играли кораблем, как ореховой скорлупкой. Человек пару раз приподнимался и даже вставал на ноги, но наконец все-таки рухнул на палубу и остался лежать кучей тряпья. Хлопнул и заполоскался рваный грот, шхуна в очередной раз совершила разворот и двинулась к северному берегу. Старший смотритель маяка северян распорядился отправить отряд туда, где бродяга должен был встретиться с сушей. Уже понятно было, что эта встреча станет последней.

Маги, поднявшиеся на корабль, обнаружили человека мертвым. У него за пазухой нашли статуэтку женщины с рыбьей головой, вырезанную из дерева незнакомой породы. Больше ничего примечательного на шхуне не отыскалось. Но одной этой находки хватило, чтобы взбудоражить умы.

Статуэтка свидетельствовала о том, что в мире есть иная суша, помимо северного и южного континентов и группы островов в разделяющем их Длинном море. Неизвестная суша была обитаема. Ее жители были знакомы с искусством и с магией. Потому что резная фигурка была не просто украшением, а магическим артефактом.

Женские руки статуэтки были протянуты вперед, открытыми ладонями кверху, но выражение рыбьего «лица» невозможно было разобрать. Артефакт обернули в несколько слоев заклятий, и особый гонец доставил его в столицу. К этому времени южане отыскали запись в корабельном реестре – разбившаяся о северный берег шхуна была построена в Южной империи и принадлежала южанину. Север позволил Югу взглянуть на останки корабля и рулевого. Юг захотел себе артефакт, о котором никто не знал подробностей. Разгорелись страсти, затягивая в свой водоворот самых разных людей, и только мертвецу, который привез статуэтку из неведомой земли, было уже все равно.

Орвель дор Тарсинг, король архипелага Трех ветров, вовсе не хотел быть королем. Он предпочел бы до сих пор оставаться наследником, но его не спрашивали.

Люди часто тратят время, воображая, как могла бы сложиться их судьба, если бы… Орвелю нравилось представлять, чем бы он занимался, если бы ему не пришлось раньше времени надеть корону. В воображении получалось, что жизнь наследного принца – сплошное веселье, в отличие от скучных обязанностей правящего монарха. Увы, Семирукая пряха выпряла ему не золотую нить, а суровую. Орвелю пришлось сделаться регентом в шестнадцать лет, а королем – в восемнадцать, когда стало ясно, что его отец не вернется к управлению страной. С тех пор прошло целых восемь лет.

Итак, король был молод, недурен собой, холост и про́клят. Родовое проклятие Тарсингов, впрочем, не имело силы на лишенных магии островах и портило ему жизнь лишь дважды в год. Увы, послезавтра как раз должен был наступить такой момент.

Орвель со вздохом сложил донесение главного почтальона. Королевской почтой на архипелаге именовалась секретная служба – так уж сложилось с давних пор. Начальник службы Йемителми, южанин по происхождению, а ныне подданный короля дор Тарсинга, прислал подробный отчет о том, что делал вчера Мбо Ун Бхе, военный советник и полномочный посол императрицы Юга. Отчет был неинтересным. Великолепный Мбо, будучи традиционно не в духе от прибытия на архипелаг, устроил разнос своей свите, выпил пару бутылок вина и лег спать, пожелав, чтобы любого, кто захочет его разбудить, убили на месте – беспощадно, но бесшумно. Императрица не впервые отправляла Мбо на острова, и Орвель прекрасно знал, что советник тяжело привыкает к отсутствию магии.

Тарсинг бросил донесение в ящик письменного стола, отодвинул кресло и встал.

– Эссель, – крикнул он секретарю, – если Йеми будет меня искать, я в зверинце.

Король набросил плащ и вышел быстрым шагом.

Зеркала в анфиладе комнат северного крыла дворца отразили высокого худого мужчину. Орвель чуть прихрамывал на левую ногу. Он редко улыбался, и серьезное выражение лица делало его старше своих лет. В длинных черных волосах серебром сверкала седая прядь – знак Тарсингов, родовая отметина. Бросив мимолетный взгляд на свое отражение, король подумал, как славно было бы пробить ухо серьгой, переодеться моряком и уплыть куда-нибудь подальше от островов, от государственной и дипломатической рутины. Но вместе с серебристой прядью в шевелюре и фамильным проклятием Орвель получил от предков неистребимое чувство ответственности.

– Акулий клык! – с чувством пробормотал король.

Невозмутимый лакей распахнул перед ним дверь.

Погода была ясной, солнечной, но холодной. Дул северный ветер, Ноорзвей, резкий и неприятный. Власти ему оставалось до послезавтрашнего полудня, когда произойдет смена сезонов. Да, послезавтра все переменится. У южного ветра по прозвищу Харракун совсем другой характер. Как говорится, Север есть Север, а Юг – это Юг.

На вывеске кабачка красовались дракон и мышь. Дракон был большой, и чтобы поместиться на вывеске, ему пришлось свернуться клубком и обернуть вокруг себя хвост. Орвель сомневался, что такая поза возможна в действительности – дракон не кошка, у него не настолько гибкий позвоночник. Мышь, изображенная в несколько раз больше истинной величины, сидела у дракона на голове, нахально свесив хвост ему на правое веко. Если бы художник придерживался достоверных пропорций, мышь оказалась бы попросту незаметной. Но мастер, который делал вывеску, следовал не фактам, а пожеланиям владельцев заведения.

– А вот и наш славный король! – закричал из-за стойки краснолицый здоровяк Майзен.

Его партнер, худощавый и невысокий Дрейк, привстал из-за стола и поклонился Орвелю:

– Здравствуйте, ваше величество.

– Приветствую вас, судари, – кивнул обоим Орвель. – Ну что, готовитесь к карнавалу?

– Кому карнавал и веселье, – сердито сказал Майзен, – а кому сутки под веником.

Дрейк лишь невесело усмехнулся.

– Вы хотя бы не обязаны разгуливать в своем про́клятом виде на публике, – заметил король, устраиваясь в кресле перед очагом. Ноги он положил на маленькую скамеечку и с удовольствием откинулся на спинку.

– Ничего, – подал голос Дрейк. Он говорил тихо и очень мягко, как будто заранее извинялся за все, что скажет или сделает. – Всего лишь сутки перетерпеть, это не страшно. Хотите глинтвейна, ваше величество?

– Пожалуй, да, – согласился король одновременно со словами Дрейка и с предложенным напитком. – У вас есть жаба, Майзен? Я умудрился забыть свой хронометр, но не могу пропустить прибытие корабля.

– Сколько угодно жаб! – воскликнул толстяк.

– Благодарю, – чопорно сказал Орвель. – Достаточно одной.

Майзен громко захохотал, и Дрейк тоже улыбнулся шутке. Даже у короля чуть дрогнули уголки губ, намекая на улыбку. Шутка была не столько смешной, сколько дружеской. Орвель дор Тарсинг питал симпатию к хозяевам кабачка, потому и позволил им обосноваться на территории замка.

Их троих объединяло сходство проклятий. Под действием магических сил громогласный здоровяк Майзен превращался в обидно крошечную мышь, тихий вежливый Дрейк – в неуклюжего огромного дракона, а король Орвель, как и положено Тарсингу, становился здоровенным непривлекательным чудищем с лохматой шерстью, злобными глазками и дурацкими развесистыми ушами. Собственно, если бы не родовое проклятие, Тарсинги вряд ли бы согласились сменить обширные фамильные земли на северном континенте на королевскую власть над тремя островами среднего размера и пригоршней мелких.

Архипелаг Трех ветров был единственным местом в мире, где не действовала магия. Лишь дважды в год, при смене сезонов, мировое магическое поле накрывало острова.

Здесь обитали животные и росли растения, которые на материках были истреблены или вымерли сами в результате своих магических особенностей. Одним из таких животных была зевающая жаба – полезная маленькая тварь, которая успешно заменяла в быту хронометр, дорогую вещь для измерения времени. Дело в том, что все зевающие жабы на архипелаге зевали одновременно, с интервалом ровно в одну минуту. Конечно, они никак не показывали, который час, но вполне годились для измерения промежутков времени. Любая хозяйка знала – чтобы сварить яйцо всмятку, довольно четырех жабьих зевков. На материках они не водились, поскольку при длительном воздействии магии во что-то превращались… за давностью лет уже никто не помнил, во что именно.

Среди постоянного населения островов изрядную часть составляли про́клятые – те, у кого злые чары не затронули истинный облик. Хотя приезжих здесь обычно было больше, чем местных. Например, на севере существовал обычай отправлять молодоженов на архипелаг Трех ветров в свадебное путешествие, чтобы они поглядели друг на друга в истинном обличье, не подправленном амулетами и заклинаниями. А на праздник смены сезонов происходило настоящее паломничество на острова с обоих континентов.

У Орвеля дор Тарсинга не было причин любить эти дни, но чудищем он был лишь двое суток в году, а королем – каждый день с утра до вечера. Проклятие проклятием, однако не оно, а монарший долг сковывал его. Жизнь уходила на скучнейшую рутину – тем более обидную, что в мировых масштабах острова Трех ветров не значили почти ничего.

Глядя в огонь и прихлебывая глинтвейн, Орвель подумал, что хотел бы изменить в своей жизни все. Ну, или многое. Да хоть что-нибудь!