– Не сомневаюсь. А что, если в обмен на твое знание я поделюсь с тобой своим? Ведь из того, что известно нам обоим, можно слепить нечто цельное. Так, может, игра стоит свеч?
Маграб всячески пытался сдержать волнение, и все же я ощущал его вполне отчетливо.
Похоже, мы были связаны с учителем невидимыми нитями. Когда он говорил – нити дрожали, рассказывая мне о том напряжении, что испытывал Маграб.
Я словно стоял в комнате Халима, продолжая удерживать в мозгу горящую свечу.
– Через полтора цикла у меня будет готов сценарий исторической пьесы. – Халим вздохнул то ли устало, то ли раздраженно. – Полтора цикла… А до тех пор меня не трогай. Джи-а?
– Джи, Халим-сам. Спасибо тебе.
За дверью зазвучали шаги. Каждая клеточка моего тела кричала: беги или придумай объяснение, что ты здесь делаешь, и ничего не бойся. Я не сделал ни того ни другого. Мозг вновь сосредоточился на пламени, и в голове неожиданно прояснилось.
Тихо отбежав к противоположной стене коридора, я опустился на корточки и прикрыл глаза в полной уверенности, что моих шагов не слышали. Привычная поза, привычный транс. В ожидании Маграба я времени не терял: попытался сложить материю разума.
Наконец дверь открылась, и я невольно напрягся, однако мигом взял себя в руки.
– Ого, это что еще за явление? – Судя по тону Маграба, удивился он не слишком, скорее мое присутствие его позабавило.
Я открыл глаза, сохраняя полнейшую невозмутимость:
– Ждал, когда ты выйдешь. Ты ведь говорил – после занятий с Витумом у нас будет урок. Сам учил меня быть терпеливым.
– Ари, если ты подслушивал, то прошу: избавь меня от глупого вранья. До настоящего лицедея тебе еще далеко. В любом случае плетущему театральное искусство вряд ли пригодится.
Я обиженно нахмурился.
– Так-то лучше. Уж точно честнее. – Двинувшись по коридору, Маграб поманил меня за собой: – Пойдем.
Вскочив на ноги, я последовал за ним:
– Ты не злишься? Халиму не расскажешь?
– О чем? Я ничего не слышал и не видел. Выйдя из комнаты, обнаружил моего единственного ученика, терпеливо ожидающего меня в коридоре. Слишком умного мальчика, что явно не принесет ему пользы, и все же не настолько умного, как ему кажется.
Я гневно засопел, однако отвечать не стал, понимая, что лишь дам Маграбу доказательство своей несдержанности. Пусть видит – я усвоил его уроки.
Глядя в спину учителя, я не сомневался, что тот улыбается, и позволил себе раздраженную гримасу.
Вернувшись в зрительный зал, мы поднялись по ступенькам и уселись прямо на сцену.
– Как долго тебе удается удерживать грани восприятия, Ари?
– Если их больше двадцати? Ты об этом?
Маграб промолчал, только пристально на меня посмотрел, и я сделал глубокий вдох, взвешивая ответ.
– Половину дня, даже больше. Если удерживаю меньше двадцати граней, то и весь день – когда никто не беспокоит.
– Не шутишь? – вскинул брови учитель. – Не ожидал, что ты будешь продвигаться столь быстро. Меньше двадцати – это сколько?
– Ну, восемнадцать.
Я сделал себе мысленную пометку: на будущее и вправду надо вести подсчеты. Восемнадцать граней я держал совершенно спокойно, и все же бывали вечера, когда в животе словно свивался клубок змей и хотелось немедленно опорожнить желудок. Порой от умственных усилий шла кровь носом или появлялись странные головные боли за левой глазницей. Наверное, кольни в висок иголкой – и то не было бы так больно.
С лица Маграба не сходило удивленное выражение:
