Вместо ответа Платон лишь махнул рукой. У него стучало в висках, и при каждом ударе перед мысленным взором вспыхивали не связанные между собой картины: первая лекция в университете, отдых на карьере в Огре, защита курсовой по классическому праву, лицо одноклассницы, с которой он сидел за одной партой в девятом классе, руки матери за завтраком. Все эти образы возникали и через мгновение разбивались вдребезги, как то зеркало в прихожей. Он стоял посреди этих осколков и смотрел в худое бледное лицо незнакомца. С реки доносились крики детей, кто-то выбивал во дворе ковер. «Я знаю, к кому обратиться», – вдруг подумал Платон.
На стене висел декоративный гобелен тонкой работы. На нем погонщик верблюдов вел караван. Жаркое солнце застыло над пустыней, вокруг лишь барханы, но лицо человека под белой накидкой ясно и безмятежно. На горизонте видны величественные дворцы и стройные минареты мечетей – это Самарканд. Вереница верблюдов изображена таким образом, что невозможно понять, движутся они в город или из него. Достигнут ли они вот-вот своей цели, или их путь только начинается и впереди лежит долгая и нелегкая дорога. Этот вопрос всегда не давал Платону покоя. Однажды он не удержался и задал его Улугбеку, но тот лишь усмехнулся.
Оторвав взгляд от производящей на него гипнотическое воздействие картины, Платон закрыл глаза. Так он и сидел, сложив ноги по-турецки, на топчане, покрытом мягким покрывалом с цветочным узором, пока в комнату из кухни с подносом в руках не вернулся хозяин. На маленьком столике – хоне – появился заварочный чайник голубой эмали и две такие же пиалы.
Коренастому узбеку было лет пятьдесят, смуглое бесстрастное лицо пересекал по диагонали длинный тонкий шрам. Дома он одевался в традиционный расшитый золотым узором черный чапан. Сев напротив, он поставил перед Платоном пиалу с чаем. Несколько мгновений изучал гостя. Потом улыбнулся одними глазами:
– Изменился. Но и прежним тоже остался.
Улугбек сделал глоток чая:
– Мой человек в полиции отзвонился – он все узнал. Тот непрошеный гость в тапках – майор Соколов из отдела по борьбе с наркотиками.
Днем ранее Платон позвонил узбеку, рассказал о визите к должнику и попросил узнать, кем на самом деле являлся худой сосед Выдры.
– В другом случае я бы сказал, что проблем не будет, – продолжил Улугбек. – Не из-за такого пустяка. Но у этого Соколова определенная репутация. Жесткий, умный и мстительный. Какое-то время поостеречься было бы благоразумно. Может, даже уехать на время.
– Прямо сейчас я не могу. У меня учеба. И матери нужна помощь.
– Так ведь не на год, на пару месяцев.
– Я подумаю.
– Подумай, – узбек пристально посмотрел на Платона. – Мое предложение может оказаться очень кстати. Заработаешь денег и сможешь с комфортом переждать лето где-нибудь в Западной Европе.
Платон молчал. Ему было досадно, что узбек опять поднял эту тему. Он вспомнил позавчерашний телефонный разговор, первый за долгое время. Выслушав и пообещав помочь, Улугбек обмолвился, что, верно, сам Всевышний вложил Платону в голову мысль о звонке этим утром, и сходу предложил ему дело. Как в старые добрые времена. Платон отказался.
– Мои друзья из Сибири не часто нуждаются в помощи, – продолжил Улугбек, – и тем щедрее они к тем, кому все-таки случается им ее оказать. А принять груз на границе и доставить в Рижский порт не должно составить никакого труда.
