Первитин - страница 4

– А ты из какого региона?

– Из иль де Франс.

– Так ты не немец? А так говоришь хорошо, как будто это твой родной язык.

– Ну, мы дружили с немцами во дворе. Одному даже глаз выбили, а другому – руку сломали.

– И как это доказывает вашу дружбу?

– Вам, немцам, не понять.

Повисла неловкая пауза. Стоило ли шутить на тему франко-германских отношений в такую минуту? Стоило. Если какая-то шутка способна заставить принять её решение, которое приведёт её к могиле – это не мои проблемы. Стоп! Моя жизнь зависит от неё! Я попытался уничтожить неловкую паузу как мог:

– Блядь, а ты здесь из какого села?

– Приехала сюда работать… неважно. Я просто здесь оказалась. И всё. Не было у меня знакомых и друзей. Большевики пришли и отобрали всё. Просто потомучто я говорю по-немецки, потомучто я немка… Это было так легко им сделать!

Её комната была абсолютно пустой. Только матрас и всё. И полупрозрачные занавески на окнах. Она так и не ответила на вопрос, откуда она. Но у меня уже появились первые догадки.

– И как ты здесь выживаешь?

Её голос стал дрожать, дыхание стало ещё более неровным. Сейчас я слышу то, чтобы было и так мне очевидно. Но мой мужской менталитет не верит разнообразным намёкам, антуражу и косвенным признакам: он любит знать вещи точно, он верит и любит лишь то, что проговаривается вслух. Поэтому, я всегда ценил женщин, умеющих честно говорить и признавать то, что, казалось бы, может признавать и высказывать им и самим неприятно. Я всегда ценил честность.

– Я… я сплю с ними. С красными. Они заставляют меня… Иначе меня убьют. А куда идти – я не знаю.

Я не понимаю, что ей не нравится. Большевики пришли, оставили ее в живых, да, отняли, но только самое лишнее, можно сказать, ненужное и даже дали ей работу. Сосать член? Да кто бы сейчас от такого отказался? На хлеб хватает, а сколько на нём самых разнообразных приправ может оказаться! Сложные времена требуют сложных решений, порой не совсем очевидных.

У меня в голове был план. Мы все равно были здесь и сейчас окружены. С моим появлением в округе и в её комнате в частности, её несчастливые шансы на смерть резко возрасли. И все это видели.

Кажется, я стал приходить в себя. Даже не столько из-за символической помощи местной немки или даже её компании, сколько из-за обретения смысла. Всё вокруг вдруг стало плотным, материальным, перестало быть прозрачным, мягким и идеальным словно схема. Близость смерти сама по себе способствует резкому росту показаний термометра смысла, но сейчас смысл стал более отчётлив. Не я один нахожусь под угрозой смерти. Если я бегаю и произвожу шум на этом свете и на войне, в частности, не вкладывая никакого смысла в свои действия – просто как экспериментатор, для которого фатальный проигрышь окажется лишь неудавшимся экспериментом – то для этой девушки имеет смысл покинуть эти ужасные условия. Если она избежит смерти, то, скорее всего, любая жизнь, с которой она столкнётся потом, будет лучше. Это вселяет надежду в меня, почему-то. Вот такой я странный парень.

Она не похожа на глупого человека, она рассуждает здраво. Она говорит не как полная идиотка, а ведь речь уже говорит очень многое о человеке. А ещё, умные люди встречаются в довольно необычных ситуациях – это одна из них. Но с ними надо держать ухо востро и следить за их действиями. Ты можешь очень долго знать умного и просвещённого человека, а потом в один день узнать, что он умер от какого-то страшного ЗППП как полный дебил, для ума которого простые правила вдруг оказались невероятно неподъёмными. Отчасти, я и сам из подобной породы «умных» людей.