В мерзлоту, во снега, во тяжелые грозные льды…
Я целую ступни, я пронзенные руки целую,
Пламя кос на них лью, пламя жизни твоей и беды…
Припадаю к тебе! Обвиваю твой горб волосами!
А ребенок брыкается, бешено пляшет во мне…
За тобой не пойду – обмывать его буду слезами,
Обжигать, чтобы рос невредимым,
на страшном огне!
Он не твой, о Горбун!
Как я ночью зачатья клеймёна…
В родах – сотнею шкур забросают старухи меня,
Чтоб не слышало Племя,
как воплем буравит мне лоно
Головенка плода – острый сгусток чужого Огня!
Искусаю я в кровь свои перечно-алые губы,
Изойдусь жадным криком —
как соком гранат, истеку:
Я рожу Человека – но грянут Небесные Трубы,
Ибо выжег отец мне звездою каленой щеку…
Спи спокойно, Горбун!..
Ты певец был, каких мы не знали.
Ты так песню мне пел, что кружилась моя голова.
Спи-дремли ты в колючем, буранном,
седом одеяле,
Пусть метельный ковыль над тобой,
ледяная трава…
