Первобытные - страница 8

По волчьему – скулеж щенячий!.. – вдоху…

Оббитым остро топором – убьют…

А я гляжу на звездные сполохи,

А я гляжу на пламень синих стрел,

На наконечники багряных копий,

На рыжих кос костер, что полетел

Через лога, туманы, бури, топи,

Танцуя, пригибаясь на ветру!..

И, лежа в смертной снеговой постели,

Горбун, червяк, – я больше не умру,

Коль вы поцеловать меня хотели,

Небесные лучи…

…

– Молчи, слизняк.

– Поймали. Заяц!.. уши вскинь во страхе…

– Распнем его на Алтаре Бродяг —

На Каменной Трехлапой Черепахе.

***

…А бороться невозможно. Все равно, что бороться с Ураганом, налетающим с отрогов Белых Гор. Люди – это ураганы, это смерчи, люди исполняют чужую волю. Горбун, подчинись! Руки и ноги твои тащат, тянут в разные стороны. Рвут волосы с твоей головы.

Ты видишь Черепаху. Вот она, близко. Вот она совсем рядом. Тебя кладут на нее. Ты спиною, горбом ощущаешь скользкий черный камень.

– Отпустите его! Отпустите!

Оскал раскатистого смеха, ощеренные желтые клыки, вместо пальцев – когти, вместо языков – хвосты змей. Люди ли вы?!

– Оставьте! Помилуйте! Пустите его! – кричу я.

А мне в ухо – хрипы, харканье, хохот, холод лютый:

– Ты что, жена его?.. Поцеловать его забыла!.. Он тебя с собою во Тьму взял бы, да мы не дадим!.. Другие лекари в Племени есть!.. Другие лекари найдутся!.. Ты что, на Черепаху захотела?!

Локти мои тонут в сугробе. Колени изранены настом.

Я успеваю прижаться щекой и губами к его щиколотке, к его ступне, и волосы мои скользят по его ногам красным огнем, грязный снег возжигая.

Первое распятие

Рубила вонзаются в скулы.

Зазубрины метят мне лоб.

Я слышу подземные гулы.

Я зрю Поднебесный Сугроб.

Я вижу: оскалился!.. Взмахом —

В подглазье… и боль – на краю

Сознанья… и слышу я – страхом —

Ослепшую ярость мою.

И вижу я – печенью зрячей —

Как тот, кто меня ослепил,

Запястья ломает и плачет,

Что я ему ярость – простил.

Руки тяните мои – кости хрустнут, уже не срастутся,

хрящи не сойдутся с хрящами,

Камнем пронзайте ладони —

чтоб мрак беспредельный

вкруг родимых пещер

кроваво они освещали,

Ну же, распяльте меня, Горбуна,

на каменном панцире

грозной Трехлапой Богини —

Еду на ней я верхом, скаля зубы,

царь и муж ей отныне!

А!.. Да страдаю за что – сам не знаю.

Вы знаете, милые люди,

Я вас лечил, младенцев ночами в пещерах качал,

пел заунывные песни по-волчьи, по-лисьи,

нес вам сердце на блюде.

На каменном блюде сердце вам нес!..

Вот его вы схватили, сожрали,

Ибо так, как сейчас умираю,

доныне вы не умирали…

Я не знаю, за что!.. А, я понял…

должно быть, за женщину эту, чьи волосы рыжи…

Я над костром ей ночами пел песни,

мы наклонялись все ближе —

И на горящих угольях она босиком,

белозубо смеясь, танцевала,

И на спину ложилась, и смуглое медное тело

мне болотным цветком раскрывала…

Мои руки летели вдоль рук ее,

ноги с ногами слипались —

Наши улыбки копьями друг в друга вонзались,

И целовала горб мой она,

и шептала над ним заклинанья…

Где она!.. Крикните ей!..

Позовите на созерцанье закланья…

«Северное Сиянье мое…»

Северное Сиянье мое.

Рыжая Анеле.

В живот входит копье.

Об этом мы не спели.

Обуглены ребра мои.

Сжечь – меня?! – хотели?..

Я горю в костре любви.

Об этом мы не спели.

Факел мне – в пуп и в пах…

Гроздьями слезы висели

На ресницах, щеках, губах…

Об этом мы не спели.

Каменным топором – в грудь!..

Лицо изрезано… еле —

Хрипеньем:

СМЕРТЬ – ЭТО ЗИМНИЙ ПУТЬ…

Об этом мы не спели.

Бедра, голени и ступни

Исходят красной капелью.

Меня ослепили – я вижу огни!..

Назад Вперед

Первобытные - страница 8

Похожие книги