– Оттого, что ты увязла в этом во всем и с каждым днем увязаешь все глубже. А я, который все это затеял, вынужден стоять в стороне и изводить себя беспокойствами.
– Пустое, Никитушка, пустое. Не стоит тебе так переживать. Всякая любящая жена должна разделять заботы своего мужа, а я ведь тебя очень и очень люблю.
С этими словами Катенька поднялась со своего места, приблизилась к мужу и крепко его обняла. Растроганный словами жены, Карозин ласково погладил ее по волосам и поцеловал в лоб.
– Все-таки ты, Катерина Дмитриевна, у меня большая умница и хитрюга! – высказался он, улыбаясь.
– Отчего ты так меня назвал? – Катенька изобразила на своем личике непонимающе-невинное выражение.
– От того, что ежели ты любящая жена, то должна тому же самому мужу повиноваться. Ведь говорится, что «жена да убоится мужа своего!» – Никита Сергеевич с притворно грозным выражением воздел палец к верху.
Катенька засмеялась, скорчив уморительную гримаску:
– Никита Сергеевич, ну какая тебе радость от того, что я тебя бояться стану?
– Да никакой! Это я к слову о твоей хитрости.
– Ну будет тебе уже, будет! Ступай лучше одеваться, поедем в театр! – с этими словами Катенька высвободилась из объятий мужа и, шурша юбками, покинула комнату.
– Вот вам и все послушание! – Карозин комично развел руками. – Данилыч! Одеваться.
Последние слова профессор уже адресовал слуге.
Театр Ефима Аркадиевича Сниткина был весьма модным заведением, где имелся довольно разнообразный репертуар: драмы, комедии, трагедии, водевили. Катенька с мужем попали как раз на один из водевилей. Спектакль был, мягко говоря, не блестящим, а если уж быть совсем честным, то откровенной дрянью. Спасала положение только прима, блистательная Ариадна Любчинская. Ее имя, напечатанное крупными буквами на афише, и было той единственной приманкой, на которую клевала почтеннейшая публика. Госпожа Любчинская вытягивала своей замечательной игрой весь посредственный спектакль.
Даже Карозин, мало что понимающий в театре да и вообще его не любивший, и тот проникся. А Катенька настолько увлеклась, что даже на некоторое время забыла о той цели, что привела ее в театр Сниткина. Игра Ариадны Любчинской, жгучей брюнетки с роскошными формами, была безупречна.
В антракте Катенька напомнила себе и мужу, что им необходимо отыскать Сниткина. Карозин покинул ложу и через некоторое время вернулся с низеньким живым толстячком одетым с некоторой небрежностью, но с претензией на шик. Это и был Ефим Аркадиевич Сниткин, живые глаза которого на холеном пухлом лице, обрамленном седеющими бакенбардами, с неподдельным интересом уставились на Катеньку.
– Ну, Никита, не ожидал! Жену-то какую себе отхватил, а? Красавица, богиня! Позвольте выразить вам искреннее восхищение! – Сниткин приложился к Катенькиной руке, всем своим видом демонстрируя искреннюю очарованность.
– Знакомься, Катенька, это Ефим Аркадиевич Сниткин, мой старинный приятель и директор театра. А это моя супруга, Катерина Дмитриевна.
– Право, Никита, ты свинтус! ну можно ли было скрывать столь прелестную женщину от света! Три года женат, а лучшие друзья не знают! Катерина Дмитриевна, вы впервые в нашем театре? И как вам спектакль?
Сниткин говорил столь быстро и был так возбужден и многословен, что Катенька слегка потерялась, но решила, что это состояние ей сейчас только на руку – проще будет разыграть восторженную почитательницу театра. А Ефим Аркадиевич, не дожидаясь ответа, продолжал:
