Когда Сниткин наконец-то распрощался, Катенька обратилась к гардеробмейстеру:
– Уважаемый Яков Абрамыч, господин Сниткин вероятно высказал вам, в чем будет заключаться моя просьба? – получив утвердительный кивок Пыняева, Катенька продолжила. – Но сегодня я вас всем этим утруждать не буду, я пока сама еще не решила, что мне может понадобиться.
– Как вам будет угодно, сударыня, – Пыняев снова поклонился.
– А сейчас я хотела бы обратиться к вам с вопросом довольно деликатного свойства. Видите ли, я дальняя родственница Дарьи Ивановны Беретовой, которая, собственно, и посоветовала мне обратиться в ваш театр по поводу костюмов и реквизита. Поначалу она сама обещалась все уладить, ссылаясь на знакомства, но что-то у нее не заладилось. Обращалась ли она к вам?
– Нет сударыня, дамы с таким именем среди моих знакомых нет, – Пыняев оставался все так же сух в своих ответах.
– Странно, мне казалось, что с подобной просьбой она могла обратиться только к вам. Господин Сниткин тоже ее не знает. Я уверена, что три дня назад Дарья Ивановна была за кулисами вашего театра и обращалась к кому-то с этой просьбой.
– Возможно, если вы опишете мне внешность этой дамы, то я смогу припомнить, с кем она виделась, – Яков Абрамович приосанился и продолжил. – По роду своих занятий я, видите ли, имею столь точный глаз, что без всяких примерок могу определить размеры любой особы и никогда их не забываю. Равно это касается и внешности особ. Так что когда вам понадобятся костюмы, вам стоит только разъяснить мне, что вы хотите получить, и представить особ, для которых вам потребны костюмы. Я тут же подберу нужные вещи.
– Премного благодарна вам, господин Пыняев, – Катенька испытывала прямо противоположные чувства. С одной стороны, ее обрадовало известие о хорошей памяти гардеробмейстера, но, с другой стороны, она-то сама никогда не видела этой самой Дарьи Ивановны. Выход был только один.
– Яков Абрамович, я, в отличие от вас, к сожалению, не обладаю такой хорошей памятью, да и описывать внешность не мастер, но если вас не затруднит, то завтра я навещу вас, имея при себе портрет Дарьи Ивановны, а вы мне скажете, видели ли вы ее.
– Рад буду оказаться вам полезным, сударыня, – Пыняев снова поклонился. – Если вас устроит завтрашний полдень, то приезжайте в театр с портретом. Я сделаю все, что в моих силах.
– Заранее благодарна вам и завтра буду непременно.
Простившись с гардеробмейстером, чета Карозиных отправилась домой. А господин Пыняев задумчиво посмотрел вслед женщине, испытываю легкое беспокойство. Ему казалось странным все, что ему наговорила госпожа Карозина. Но, по здравому размышлению, Яков Абрамович решил не затруднять себя раздумьями на эту тему. Мало ли причуд у благородных господ и, тем более, у благородных дам!
Всю дорогу до дома чета Карозиных провела в молчании. Никита Сергеевич чувствовал некоторое утомление после спектакля и бурного общения со Сниткиным, отличающимся взрывным темпераментом. Катенька же обдумывала, как ей себя завтра вести с бабушкой Дарьи Ивановны. Ведь было бы крайне жестоко сообщать старушке о том, что ее внучка давно запуталась в сетях лжи и обмана. Однако необходимо было придумать благовидный предлог для того, чтобы заполучить Дашин портрет. В конце концов Катенька решила положиться на импровизацию, которая всегда была ее сильной стороной.
На следующий день сразу после завтрака Катенька проводила мужа в университет, а сама отправилась к Пульхерии Андреевне. Старая женщина встретила Катеньку с такой страстной надеждой в глазах, что той стало неловко. Однако дело не терпело отлагательств и, справившись с собой, Катенька заговорила:
