Невельской и Казакевич ни разу не катались с тех пор, как закончен корпус. А тут приготовлены башмаки с коньками, куртки. В корпусе это развлечение не очень поощрялось. Считалось бездельем. Кадеты, бывало, на поленьях с берега катались.
Утром оба компаньона в кабинете разговаривали с офицерами об условиях нового соглашения.
– Мы согласны ускорить постройку судна! – заявил Бергстрем. – А также произвести изменения в проекте.
– Да, да! – с неизменной улыбкой подхватил Сулеман. – Мы можем это сделать. – Оба компаньона очень дорожили казенными заказами. – Желание его светлости! – заметил Сулеман. – Это очень хорошо! Светлейший князь – благодетель Финляндии!
Через несколько дней начерно составили новое подробное обязательство.
В тот день обедали у Сулемана. Бергстрем рассказал офицерам между прочим, что в Або произошли серьезные волнения, что на улицах расклеены были афиши с надписями: «Долой Николая I!», «Долой Меншикова!» – и что русские студенты на одном из сборищ выступали вместе с финнами. Бергстрем говорил об этом с возмущением.
* * *
Дни были очень короткими. Невельской и Казакевич по утрам приезжали на док.
Невельской, куря трубку, часами смотрел, как работали белокурые молчаливые рабочие. Они знали, что транспорт пойдет кругосветным в восточные моря, что капитан просит ускорить работы и постараться.
Вскоре из Петербурга пришел ответ, и новое обязательство было подписано. Лейтенант Казакевич оставался в Гельсингфорсе наблюдать за постройкой судна.
Проводить Невельского явились на «Ижору» Бергстрем и Сулеман.
– Так, пожалуйста, по приезде в Санкт-Петербург, – просил Бергстрем, – передайте наше нижайшее почтение его светлости.
– И обратите внимание его светлости, что Сулеман и Бергстрем пошли навстречу его пожеланиям, – сказал Сулеман.
Хвойные леса на гранитных скалах вскоре исчезли в морской мгле. Пароход, время от времени давая гудки, шел в густом тумане, держа курс на Ревель.
Невельской стоял на мостике, хватая то ручку машинного телеграфа, то рупор. Сменяясь с вахты, целыми часами писал у себя в каюте. Представитель в Лондоне на доках – инженер Швабе. Консул в Портсмуте – Матвей Марч.
Невельской составил подробные письма. К Марчу – куча разных просьб. Но пока еще рано эти письма отсылать.
Швабэ должен узнать, можно ли заказать для «Байкала» паровую шлюпку с архимедовым винтом. Мало написать, надо в Петербурге выхлопотать деньги, упросить Меншикова, может быть, придется хлопотать через Гейдена или Беллинсгаузена. С Константином об этом говорено прежде, но хотели в России построить.
Бергстрем и Сулеман не могли сделать паровой шлюпки, хотя Невельской как оглушил их, сказав, что его высочество великий князь Константин Николаевич желал бы этого. Но паровых судов компания не строила и шлюпку паровой машиной оборудовать не могла.
На рассвете вошли в огромный Ревельский залив. На светлом небе отчетливо вырисовывались силуэты кирок и древней крепости Вышгорода, или Домберга, на холме среди города. Но игла кирки Святого Оляя, построенной почти на уровне моря в гуще эстонских домов у подножия холма, поднялась из низины выше крепости, и выше холма, и даже выше шпилей башен, построенных баронами на вершине Домберга.
