Царь в сюртуке с эполетами, с жирным и бледным лицом, стоя среди комнаты, испуганно оглядел канцлера голубыми глазами навыкате. Нессельроде затронул его больное место. Царь в таких случаях готов был отказаться не только от Амура и от коренных русских земель, но и от чего угодно.
– Богдыхан просит нас о разграничении, – продолжал канцлер. – Следует воспользоваться этим, отправить экспедицию для проведения границы по Становому хребту.
Удар канцлера был меток. Он перечислил фамилии ученых. Это англичанин, француз, голландец. Это Крузенштерн. Подтверждает Врангель. Ходило судно шкипера Гаврилова, лучшего, прекрасного морского офицера, который высочайше награжден, обласкан. Гаврилов подтвердил, что река Амур исчезает в песках.
Канцлер знал, что самодержцы охотно считаются с общепризнанными учеными.
Царь молчал. Он помнил, что Муравьев весьма основательно доказывал, что России следует утвердиться на Амуре, который принадлежит ей и не может оказаться несудоходным.
Но доводы Нессельроде были весьма основательны. Царь сам думал не раз, что опасно давать Сибири выход к океану.
Все опасно, что ни разреши…
Кроме того, намек канцлера на возможное столкновение с англичанами тоже значил многое. Англия хочет захватить Китай, поставить его в положение колонии. Несмотря на частые конфликты и разногласия с Англией, царь все же не хотел ссориться с англичанами. Он пытался уверить английский двор и английских государственных деятелей, что Россия и Англия должны понять: у них один общий враг – революция. Николай не хотел ни единого нового повода для ссор с англичанами. Его глубоко огорчало, что они не понимают своих выгод.
«Они еще спохватятся, – думал царь, – и жестоко покаются. Бог накажет их».
Но сам он желал быть благородным рыцарем в отношении английской короны и ее подданных и до последней возможности сохранять мост между двумя великими монархиями.
Так, из боязни одной лишь тени революции и революционеров он не хотел дать Сибири выход к океану.
Из преданности делу контрреволюции он не желал тревожить англичан. Тут никакой Муравьев, как бы ни был он прав, не мог иметь никакого значения…
– Представьте доклад о посылке экспедиции для проведения границы по Становому хребту, – сказал царь. – Храните в тайне подготовку такой экспедиции.
«Что бы ни задумали горячие головы, – подумал Нессельроде, выходя из Иорданского подъезда дворца к своей карете, – все их замыслы обречены на провал». Он сам знал, что Амур никому не принадлежит. Он лишь делал вид, что не верит этому.
Глава двенадцатая. В Новой Голландии
Из Адмиралтейства Невельской заехал в Кирпичный переулок к Баласогло. Со своей большой семьей Александр Пантелеймонович Баласогло жил на втором этаже старого деревянного дома с гнилой лестницей.
Невельского встретила жена Баласогло, хорошенькая молодая женщина с пышными светлыми волосами. На руках она держала смуглого ребенка. Глаза ее были заплаканы.
– Проходите, Геннадий Иванович, – улыбаясь сквозь слезы, сказала она. – Муж давно ждет вас, но сегодня он задержится.
Она проводила Невельского в гостиную, служившую также и кабинетом Александру. Окна комнаты выходили во двор и заслонялись сырой кирпичной стеной.
– Вы знаете, ведь у него с Муравьевым ничего не вышло, – сказала Ольга Николаевна. – Муравьев так много обещал ему и ничего не сделал. Уехал в Сибирь, а его даже не принял перед отъездом.
