- Зачем это вам? – поинтересовался Мадс, когда я села на скамью рядом с Джолионом и сгрузила свою добычу.
- У меня был однокурсник в институте, - сказала я. – Шизофрения в состоянии ремиссии, он ничем не отличался от остальных, но постоянно что-то крутил в руках. Четки, ручку, что угодно.
- Это такая болезнь? – уточнил Мадс. Я кивнула, осторожно вложила камешек в ладонь Джолиона и сжала руку мальчика в кулак.
- Камень, Джолион. Маленький теплый камень. Попробуй.
Когда я убрала руку, ладонь Джолиона разжалась, и камень упал в траву. Я взяла другой камень и снова сунула его в руку мальчика.
- Он успокаивался, когда перебирал четки, - продолжала я. – У нас еще советуют давать детям перебирать макароны или фасоль. Хорошо для мелкой моторики.
Когда свекровь принималась орать на меня, обзывая дармоедкой, которая села на шею ее сына, я открывала книгу о развитии ребенка и начинала читать. Иногда я невольно задумывалась: почему она не кричала на сына, который так и не научился пользоваться презервативами?
И я не сидела ни на чьей шее. Я продолжала учиться: ходила на лекции, брала дополнительные задания, что-то сдавала экстерном. Моя повышенная стипендия и деньги со скудных переводов шли в общий котел.
- Я могу принести фасоль. Нужно?
- Попозже, - сказала я. К Джолиону отправился цветок яблони: я сгребла в горсть руку ребенка и дотронулась его указательным пальцем до лепестков. – Чувствуешь? Тонкое. Мягкое.
Джолион по-прежнему смотрел в пустоту. Приоткрыл рот. Закрыл. Мадс вдруг удивленно вскинул брови:
- Медир Кайлен? Почему так рано?
Кайлен шел по тропинке, всем своим видом показывая, что делает то, что ему совершенно несвойственно. Одиннадцать утра, рабочий день – а он не в министерстве, а в саду. Кайлен подошел к нам и сказал так, словно искренне старался быть милым и сердечным, но это было ему совсем не свойственно:
- Добрый день. Как успехи?
Я терпеть не могла, когда так спрашивали. Это значит, что человека интересуют только твои победы – но ведь бывают и поражения, и что теперь, засунуть их поглубже и сгореть со стыда?
- Мы были в бассейне, - ответила я. Джолион по-прежнему смотрел куда-то вперед, бледные губы едва заметно шевелились.
Кайлен вопросительно поднял бровь.
- В бассейне с водой? – уточнил он.
- Разумеется, - холодно ответила я. – Пока не плавали, просто походили.
Кайлен присел на корточки, заглянул в лицо сына, словно хотел прочесть в нем подтверждение моих слов. Джолион смотрел сквозь отца, и на лице Кайлена было написано: что я здесь делаю, я же должен быть в министерстве?
- Он сильно кричал? – спросил Кайлен, и его голос едва заметно дрогнул. – Он всегда кричит.
- Сначала да. Потом я нашла способ.
Кайлен выпрямился. Возможно, он ждал, что прямо сегодня Джолион подбежит к нему с криком «Папа, я вернулся!» - и несовпадение реальности с этой мечтой причиняло ему боль. «Подумай о сыне, а не о себе, - мысленно предложила я. – Хотя бы для разнообразия подумай».
- Я думаю, - ледяным тоном ответил Кайлен. – Если бы я не думал, вы бы сейчас здесь не сидели.
Верно. Я сейчас собирала немногочисленные пожитки в кабинете английского языка и отрабатывала бы законные две недели. И в некотором смысле мне было бы намного легче.
- Вы читаете мысли?
- Вы слишком громко думаете.
Мадс заерзал на скамье. Лицо Кайлена обрело холодную отстраненность статуи бога или героя.
- Продолжайте работать, - произнес он так, словно обращался к кому-то из подчиненных. В общем-то, я и была нанятой работницей – то, что меня похитили из моего мира, было уже деталями.
